Алисса понимает всю мудрость слов Жаки, но успокоиться не может.

– У него много «Аква Виты», – говорю я. – Даже если она и пролетит сквозь него, не задерживаясь, в нем сохранятся растворенные там электролиты. Доказано, что формула этой воды способна улучшить качество жизни.

– Отлично! – восклицает Жаки. – Это как раз то, что нам нужно – живой рекламный ролик с модной прической.

Это то, что я называю двусмысленным комплиментом. Но я во всем предпочитаю видеть позитивную сторону.

– Информация способна спасать человеческие жизни, – говорю я. – Как и хорошая прическа в соответствующей ситуации.

В кабине жарко. Кондиционер вроде бы включился, когда мы тронулись, но прохлады не ощущается. Жаки замечает это и принимается проверять выключатель.

– Что не так с этой штукой? – спрашивает она.

– О, я совсем забыла, – отзывается Алисса. – Кондиционер не работает. Дядя все собирался починить, но так и не собрался.

Жаки сердито смотрит на нее.

– Могла бы и пораньше сказать, – ворчит она.

Мы опускаем окна, но снаружи так же жарко, как и внутри. Цифровой термометр на приборной доске показывает девяносто восемь градусов по Фаренгейту. Температура тела кажется почти невыносимой, когда она снаружи тебя, а не внутри. Когда мы совершали сделку, дядя Алиссы обязан был сказать мне, что в его машине нерабочий кондиционер. С точки зрения закона такая информация должна быть открыта покупателю.

Брат Алиссы поворачивается ко мне и спрашивает:

– По каким видам спорта у тебя нашивки?

Мне жарко в моей бейсбольной куртке, но я не хочу ее снимать.

– Эта по футболу, – показываю я на рукав.

Похоже, Алисса заинтересовалась, хотя, как мне кажется, старается этого не показывать.

– А эта – по лякроссу.

– Лякросс? – переспрашивает Жаки. – Ты, наверное, мастерски управляешься с клюшкой.

Я предпочитаю не комментировать это замечание.

Кончиком пальца Алисса трогает еще одну нашивку.

– Ты участвовал в диспутах? Как капитан команды?

Я пожимаю плечами так, словно это ничего не значит.

– Я просто умею находить хорошие аргументы в споре.

– А что у тебя за татуировки на руке? – спрашивает брат Алиссы.

– Это не татуировки, – отвечаю я. – Обычные чернила.

– И что там написано?

Я тяну за рукав куртки и пытаюсь поднять руку так, чтобы моим спутникам было видно мое запястье, но боль в плече меня останавливает. Вывих – подарочек, который еще долго будет приносить мне свои плоды. Тем не менее я закатываю рукав, из-под которого появляются написанные слова. Брат Алиссы, запинаясь, читает:

– Кон-тро-версия. Ре-лик-ты.

– Слова дня, – поясняю я.

Алисса с усмешкой на губах смотрит на меня.

– Ты пишешь на руке трудные слова?

– Свой внутренний словарь нужно постоянно подкармливать, – отзываюсь я, – иначе он умрет, – говорю я, цитируя Ивлина Во. Хотя я и не знаю, кто такой Ивлин Во, но тут смысл в том, чтобы знать источник цитаты.

– Когда надпись стирается, слово прочно оседает в памяти, – объясняю я.

– У меня есть парочка слов, которые я с радостью написала бы у тебя на руке, – говорит Жаки.

Мы подъезжаем к воротам поселка, и я вижу, что они перекрыты чем-то вроде баррикады – еще один признак того, насколько глубок охвативший нас кризис. Весьма неряшливого вида баррикада. Должно быть, ее возводили из подручного материала сами жители, и она напоминает плотину, которую на реке строят бобры.

– Я же совсем про нее забыла! – говорит, покачав головой, Жаки.

– Может быть, мы просто перевалим через нее? – предлагает рыжий психопат. – У грузовика приличный клиренс.

– Зачем рисковать грузовиком? – возражаю я. – Выйдем из машины и разберем завал.

В общем, это единственно разумное предложение, но то, что я высказал его первым, на несколько дюймов приближает меня к положению лидера.

Мы выбираемся из грузовика и начинаем разбор баррикады. У меня не очень-то получается, и Жаки это замечает.

– Что с тобой, Ройкрофт? – спрашивает она. – Таскать тяжести ниже твоего достоинства?

– Оставь его в покое, – говорит Гарретт. – У него плечо болит.

Я усмехаюсь и пожимаю плечом. Одним.

Расчистив проезд, мы вновь забираемся в кабину. Я мог бы сесть и рядом с водителем, но пока решаю сохранить статус-кво, а потому забираюсь на прежнее место. Сзади тесновато, но, честно говоря, можно и потерпеть.

– Смотрите! – говорю я, когда мы выезжаем за ворота. – Кто-то «БМВ» на дороге оставил.

– Точно! – подхватывает Жаки. – Ну и идиоты!

Мы удаляемся от Голубиного каньона, и у меня есть время более глубоко оценить моих спутников.

Похоже, командует здесь Алисса, хотя Жаки хотела бы быть на ее месте. Младший брат Алиссы заступился за меня у ворот, поэтому я, как мне кажется, могу считать, что заручился его поддержкой. Остается этот рыжий псих, но он – часть уравнения, которую я легко могу вынести за скобки. Мне знаком этот тип. Злой. С садистическими наклонностями. Социопат. Скорее всего, маргинал и находится в самом начале преступной карьеры – будет торговать наркотиками. Такие ради развлечения дубасят скаутов.

Мне не нужно даже заручаться его поддержкой. Пока же я фокусирую свое внимание на Жаки. Пытаюсь разгадать ее. Многие, глядя на цвет ее кожи, наверное, полагают, что в ней течет латиноамериканская кровь. Вовсе нет. Интонации и язык тела указывают на совсем другие части света. Глаза и абрис лба выдают в ней европейский тип.

Жаки в зеркало видит, что я ее рассматриваю, но я не отвожу взгляда.

– Ты итальянка? – спрашиваю я почти наобум.

– Гречанка, – отвечает она. – Но тебе-то что за дело?

– Греко-романский тип, – говорю я. – Не слишком ошибся.

И добавляю:

– Классические контуры. Если бы Венере Милосской не отбили руки, она была бы похожа на тебя.

– Если бы Венере Милосской не отбили руки, – отзывается Жаки, – она съездила бы тебе по физиономии.

– А что ты скажешь про нас? – спрашивает Гарретт.

– Гарретт, – одергивает его Алисса, – это бесполезно. Никому еще не удавалось.

Но Гарретт все равно настаивает. Я вступаю на зыбкую почву: наше общество в этническом отношении столь динамично, что, ошибись я, могу и обидеть.

– Я думаю, нечто европейское с легкой примесью чего-то более экзотического…

Алисса, похоже, пребывает под впечатлением от моих слов.