гораздо больше всякого ценного для простого человека, чем за болгарские левы, те же рубли или монгольские тугрики. Но все они были «поражены в правах», не могли конвертироваться в мировые валюты, были отделены, отчуждены и от собственной экономики.

Итак, функции. Первая — единицы счета — да, не проблема, но это наименее важная, самая примитивная функция. Средство платежа — да, ставим галочку, точно, рублями мы все и платили. Правда, сколь ни поразительно, и в этой области существовали ограничения: иногда не только произвести, но и получить платеж нельзя было без специального разрешения контролирующих инстанций.

Ну, и на этом галочки кончаются. Средство товарного обмена? Нет, только в крайне ограниченной форме. Всеобщий эквивалент? Ни в коем случае. Средство накопления? Очень относительно, копили-то рубли копили, но если могли, то предпочитали другие ценности и валюты, поскольку покупательная — даже не способность, а возможность рубля все время падала. (Приходится искать новые термины; может быть, даже надо говорить: покупательная «разрешенность» или «дозволенность»? Рублю ведь должны были «дозволить» покупку!) Короче говоря, рубль реально мог покупать все меньше и меньше. Функцию ценообразования советский рубль не мог толком выполнять по определению. Капитала — в очень странном виде, только как приложение к «лимитам» и «фондам».

Важнейший вывод, который из этого следует: если деньги лишены главных функций — измерителя стоимости, инструмента товарного обмена и ценообразования, то и остальные функции либо не реализуются, либо существуют в ослабленном, искаженном виде. Отмирают, как мышцы без употребления. Такая «валюта» никак не способна выполнять и самую, может быть, важнейшую современную функцию — информационную, направляющую экономическое развитие. И мерилом социального успеха советский рубль не был: членство в райкоме, обкоме, ЦК, принадлежность к престижным идеологическим органам или КГБ, армии — все это было куда более весомым признаком удавшейся карьеры. И измерителем труда такой рубль служить никак не мог. И качества жизни сам по себе не определял. Или определял в незначительной степени.

Значит ли все вышесказанное, что отсутствие полноценных денег автоматически делает людей несчастными? Лишает общество перспектив динамичного развития, модернизации, существенного повышения уровня жизни — без сомнения. Но в деньгах ли счастье? Я еще вернусь к этой теме в применении к рыночной экономике. Но советская командная система — дело совершенно особенное. Мой учитель и ментор, замечательный арабист и социолог Владимир Сегаль любил говорить: посмотрите, насколько легче стать счастливым человеком при социализме: вот побывал я в командировке в Ливане, купил себе там на рынке часы «Сейко». И вот уже десятый день не могу на них налюбоваться, под любым предлогом смотрю на них, веду занятие, а сам все отворачиваю ненароком рукав. И удивительное ощущение счастья, собственного успеха, состоявшейся жизни переполняет меня! А жил бы я при гнилом капитализме, где не только выездные доценты, но буквально любой работяга, да что там — любой безработный — может в любой момент такие же часы себе купить на любом углу за небольшую часть пособия, и не было бы у меня там никакой причины для эйфории.

В каждой шутке есть доля шутки. Сегаль, конечно, смеялся — и над обществом, и над своими студентами, и над самим собой. (Ведь на часы действительно то и дело поглядывал.) Но что правда, то правда: в ситуации всеобщего дефицита легче доставить себе материальные радости, чем при «заевшемся капитализме». Советское общество, конечно же, было по многим, не только материальным, позициям инфантильным, что неудивительно, учитывая патерналистский характер социалистического государства, обращавшегося со своими гражданами как с детьми. Но разве не правда, что наивный ребенок гораздо счастливее умудренного циничного взрослого? По принципу: меньше знаешь, лучше спишь. Или по Екклесиасту: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Каждый раз, когда моя жена обнаруживает в свежей почте какие-то сложные счета и финансовые требования, она с тоской вспоминает Советский Союз. Вот же жили не тужили, ни о чем не думали, а здесь надо самому делать выбор, принимать трудные решения, ломая голову над тем, что происходит с ценами на недвижимость, с накоплениями, с курсом акций на бирже и так далее и тому подобное. Даже крохотные дети и те уже играют на фондовой бирже, представляете?! Моей внучке не было еще и года, когда она получила первое письмо от инвестиционного фонда, в котором говорилось: «Дорогая Амира Роберта Мариам Остальски! Совокупная стоимость Вашего пакета акций составляет на сегодняшний день…». Дальше указывается сумма. Британское государство одно время выделяло каждому новорожденному 250 фунтов для инвестирования на бирже, и еще и родичи имели возможность дополнять этот первоначальный капитал — до 1200 фунтов в год. Но было это в сытые докризисные времена при лейбористском правительстве Тони Блэра, потом этой лафе положили конец, но дети, успевшие «вложиться» в инвестиции, продолжают играть на бирже. Пакет Амиры то рос, то съеживался, в зависимости от того, что происходило с курсом акций, и сейчас достиг уже достаточно внушительной суммы — хватит, чтобы оплатить пару лет обучения в университете, например. Нам нужно было решать за нее, в какой фонд вложить ее деньги, то есть приходится не только за себя, но и за будущее ребенка брать на себя ответственность. И еще моя жена с тоской вспоминает, как в голодные времена поздних 80-х и ранних 90-х случайно подхалтуренные где-то 10–15 долларов давали возможность прикупить в магазине «Садко» на Кутузовском пачку ветчины, немного сыра, йогурт и какую-нибудь чудесную швейцарскую шоколадку с орехами. Вот это было счастье так счастье! Мы целую неделю все это смаковали, честно делили на всех. Не то что сейчас — глаза бы на этот холестерин, на эти вредные сласти не смотрели… Что же касается советского рубля, то он к тому времени совсем уже утратил свои и прежде не очень могучие покупательные способности-возможности. Иерархическая система начала уже рассыпаться в пыль, полки магазинов опустели. К тому моменту он стал, по меткому выражению Николая Петракова, чем-то вроде лотерейного билета. Окажешься с ним в нужном месте в нужный час — сможешь отоварить чем-нибудь, нет — так ходи голодным… Ну, или полуголодным. Но какое это было опять же несравненное счастье, если вдруг везло, если что-то удавалось «оторвать»! Все же счастье — это такая эфемерная категория…

В объективной реальности у развала СССР было много причин. Но импотенция рубля была, безусловно, одной из главных. Недаром же, обретя независимость, все республики, кроме Беларуси, поспешили заменить название национальной валюты. Между тем гордая своей независимостью от южного соседа Канада не брезгует словом доллар. (Свои доллары имеют также