– Непорядок… – бурчал себе под нос инвалид, глядя на пламя. – Куда же они все подевались?! Надо было до войны равномерно население расселить, раз страна такая огромная. Скажем, двести человек на квадратный километр. Вот тогда куда ни пойдешь, а выйдешь к жилью…

– Если бы еще одно зимовье найти, – продолжал бормотать инвалид, – пусть даже без людей, осталась бы тогда всего одна «сковородка». А с одной возвратиться – не великий грех…

Однажды утром они нашли на берегу полузатопленную дырявую лодку.

Кортецкий обрадовался, но когда вытащили ее на берег, она попросту развалилась – доски были гнилыми.

– Чего ж мы раньше не додумались? – вопрошал Кортецкий. – Зачем идти вдоль реки, коли можно плыть?

Андрей удивился – как, действительно, эта мысль не пришла к ним раньше? Но вот только на чем плыть?

– Может, плот сделать? – спросил парень.

– Молодец! – одобрил мысль инвалид. – Гвозди и молоток ведь есть!

Плот построили быстро. Правда, получился он не очень надежный, но река была спокойной, никуда особенно не спешила, и это придавало инвалиду уверенности.

Работая, Андрей время от времени оглядывался на растущий недалеко от берега кедр.

– И чего ты туда косишься? – спросил Кортецкий, тоже бросив взгляд на гордое высокое дерево.

– На такой же кедр мы гудоколокол вешали, – Андрей склонил голову набок, глядя на верхушку дерева.

– Это тот, что гудел?!

– Да, – кивнул парень. – Я тогда два раза на кедр забирался, на самую крону.

– Ишь ты… Ну да тебе легче, у тебя-то две ноги.

Андрей задумчиво смотрел на плот, сбитый из стволов молодых сосен.

– Ну че, будем грузиться и отчаливать? – с выражением торжественной радости спросил Кортецкий.

– А может… – проговорил и снова замолк, задумавшись, парень.

– Что – может? – спросил инвалид. – Давай выкладывай, не темни!

– Может, давайте я «сковородку» там наверху закреплю, как колокол. Колокол-то по всей округе слышно было.

Инвалид еще раз задрал голову и посмотрел на кедр. Дерево ему нравилось – своей самостоятельностью, что ли. Стояло оно между рекой и другими деревьями, росшими скопом, и было выше и крепче остальных.

– А что, может, и дело! Какой рыбак проплывать по реке будет и обязательно услышит. Ну давай, с Богом!

Андрей взял молоток, запнул его себе за пояс, прихватил гвоздь и «сковородку», которую долго вертел в руках, не зная, как бы ее приспособить, чтобы руки были свободными.

Наконец, когда инвалид дал ему свой ремень, парень затянул его и, зажав «сковородку» между пряжкой ремня и животом, покарабкался вверх. Достигнув кроны, остановился, посмотрел вниз и почувствовал себя птицей, увидев ручей вместо реки, крошечного инвалида и игрушечную тачку.

Забил гвоздь в самую толстую ветку, нацепил «сковородку» и полез вниз.

– Ну?! – спросил Кортецкий. – Порядок?

Андрей кивнул.

– Тогда давай еще разломаем тачку, досками плот укрепим, а там и отчаливать можно! – обрадованно произнес инвалид. – Ты вот не поверишь, а я с детства моряком хотел стать. И надо же – действительно поплывем! Теперь я – капитан, а ты мой матрос. Понятно?

– Так точно, – бодро ответил парень и подумал, что давно уже они не разговаривали по-военному.

«Сковородки» слышно не было.

– Ничего, – сам себя успокоил Кортецкий, – заговорит, еще как заговорит.

Они подтащили плот к воде и спихнули его с берега. Плот был довольно большой, метра два в длину и в ширину. Два слоя сосновых стволов были соединены друг с другом поперечинами.

Андрей перенес все содержимое разломанной тачки на плот и сам ступил на его зыбкую поверхность. «Капитан» тоже зашел на плот, неуверенно ступая своей деревянной ногой. Андрей подождал, пока Кортецкий усядется, устроится поудобнее. Потом, упершись ногой в берег, оттолкнулся, и поплыл их плот вниз по течению.

На толстую ветку кедра, рядом со «сковородкой», опустилась длинноносая лесная птица. Опустилась и с любопытством посмотрела вниз, на реку, по которой уплывал странный деревянный квадрат, а на квадрате сидели какие-то живые существа.

Вдруг из черного круглого предмета, висевшего на дереве, донеслось шипение.

«Прослушайте сигналы точного времени, – заговорил прорвавшийся сквозь шипение голос, – и сверьте ваши календари: в Москве, Ленинграде, Киеве – 1960 год, зима. В Перми, Норильске, Магнитогорске – 1956 год, зима. В Усть-Илиме, Воркуте, Анадыре – 1951 год, зима. Прослушайте сообщение для Усть-Илима, Воркуты, Анадыря. Новости культуры. Роль Гамлета в готовящейся сейчас новой постановке Чувашского академического театра поручена молодому актеру Нестору Виноградову. Виноградов в прошлом – свинопас. Горячее влечение к искусству привело его десять лет назад из села Тиуши в театр. Он был принят в театральную студию Чувашского драматического театра и очень скоро выдвинулся в роли Максима в национальной чувашской пьесе «Ылханне иах». Он учился потом в Москве в Театральном институте на драматическом отделении по классу Сушкевича. Возвратившись на сцену Чувашского академического театра, Виноградов создал ряд ярких образов: Айдара из одноименной пьесы Оспова, Кости-капитана из «Аристократов». В нынешнем сезоне Виноградов выступает также в роли Платона Кречета.

Прослушайте специальное сообщение для всех территорий Советского Союза: скоро состоится первый тираж выигрышей Государственного двухпроцентного займа 1948 года. Будет разыграно 918 тысяч выигрышей на сумму 447 миллионов рублей. Тираж состоится в Москве, в Колонном зале Дома союзов».

– Смотри! Что это?! – выкрикнул инвалид, показывая рукой на здоровенную рыбу, которая, лежа на боку, отчаянно била хвостом по воде, пытаясь плыть против течения, но так как силы были неравные, она просто стояла на месте.

– Рыба, – удивленно выдохнул Андрей. – Больная, наверно…

Инвалид непонимающе мотнул головой, мол, «вот это да!»

Течение быстро отнесло их дальше, и рыба осталась где-то позади, уже за излучиной.

Солнце кроваво-красным пузырем нависло над землею, и видно было, что оно бессильно сделать что-либо для жизни внизу.

Андрей с интересом смотрел на бегущие по обеим сторонам берега и на сопки, в сторону которых они плыли.

– Мокро все-таки! – скривив губы, сказал Кортецкий. – А знаешь, чего мы не сделали?!

– Чего?

– Ни шеста, ни весла у нас нет, – спокойно, словно и не очень сожалея об этом, произнес инвалид. – Будем плыть, пока в берег не уткнемся.

Вода плескалась, запрыгивала на плот, обливала сапоги.

Андрей бережно держал на коленях последнюю «сковородку», и казалось ему, что она согревает его, казалось, что от нее, как от слабого потухающего солнца, идет последнее прощальное тепло.