Причиной тому стал случай, поколебавший мою уверенность в том, что барон действует так по наущению государя. Дело было так. Хендис вошел в мой кабинет, привычно подцепил двумя пальцами бумагу, лежавшую на краю стола в ожидании, когда я доберусь до нее, прочел и сердито вопросил:

— И что, позвольте узнать, это означает? Через час я должен доставить государю бумаги, а они опять не готовы. Не понимаю, зачем вы пришли сюда, если совершенно не способны делать то, что от вас требуется. Зачем вы влезли в то, чего уразуметь не в силах? Ваш разум превозносят, а я не вижу причин для этих восхвалений. Должно быть, за смазливое личико вам готовы простить любить глупость. Глупость и еще раз глупость, — с нажимом и издевкой повторил он: — А раз вы не можете запомнить и выполнить мои требования, то вы и вправду глупы.

И пока он всё это говорил, дверь приоткрылась. Я, занятая работой, не обратила внимания на нежданного визитера, а барону Хендису и вовсе было не до того, чтобы проверять, кто стоит за его плечом. Он был так поглощен очередной выволочкой, так вдохновенно оскорблял меня, что вопрос:

— Что здесь происходит? — заставил вздрогнуть нас обоих.

Я подняла взгляд, и тут же порывисто встала из-за стола, чтобы присесть в реверансе. За спиной секретаря стоял сам король. Его милость стремительно обернулся, поклонился, и государь прогрохотал:

— Я спрашиваю, что здесь происходит?!

— Ваше Величество… — начал было секретарь, но монарх, сверкая гневным взором, отмахнулся — ответ был ему не нужен.

— Немедленно за мной, ваша милость, — отчеканил он.

— Да, государь, — ровно ответил барон, но я заметила, как по лицу его разлилась бледность.

Проводив их задумчивым взглядом, я вздохнула и собралась вернуться к работе, но поняла, что Хендис забрал с собой документ, который был мне сейчас нужен. Покривившись от мысли, что придется идти за бумагой, я направилась следом за государем и его секретарем, но из кабинета так и не вышла, потому что, едва приоткрыв дверь, я услышала:

— Когда вы спрашивали, можете ли указывать баронессе на ошибки, кажется, вы забыли уточнить, что собираетесь не обучать ее, а унижать достоинство и оскорблять. Немыслимо! В каком лесу вас учили манерам? Или же ваш разум начал подводить вас? Быть может, вы утомились, поглупели, и пора отправить вас на покой?

— Государь…

— Молчать! — рявкнул король, и я опять прикрыла дверь, чтобы не быть пойманной на недостойном деле — на подслушивании.

А спустя несколько минут Хендис вернулся в мой кабинет. На лице его застыло каменное выражение. Он положил на стол документ, который случайно забрал с собой и буркнул:

— Через полчаса жду у себя документы. — После направился к двери, но не дошел и, обернувшись, выдавил: — Прошу меня простить.

Всё это заставило задуматься о причинах поведения барона в отношении меня. Даже считая, что мне не место на должности помощника секретаря, его милость мог быть холоден, но не груб. Значит, было что-то личное. Ну, не заплатили же ему за то, чтобы выжить меня из дворца! Хотя, признаться, мелькнула и эта мысль. Но Хендис был далек от дворцовых интриг. Он был сам по себе. Предан королю и только королю, и потому вряд ли на его отношение ко мне могла повлиять герцогиня, принцесса или кто-то еще. Значит, личное. И я решилась на откровенный разговор.

Он состоялся через два дня, когда его милость уже готовился покинуть свой кабинет. Мое появление он встретил неприветливым, даже враждебным взглядом, но колкостей говорить не стал. После выволочки, устроенной ему королем, Хендис цедил слова сквозь зубы, но не грубил.

— Что вам угодно, баронесса? — сухо спросил секретарь.

— Поговорить начистоту, ваша милость, — ответила я без обиняков. — Нам стоит объясниться.

— Слушаю, — сказал он, глядя меня.

— Я хочу знать, чем вызвала ваше недовольство. Я говорю не о работе, ваша милость, а о вашем ко мне отношении. Помнится, вы были добры ко мне. Что же изменилось? Что стало причиной вашей неприязни?

Барон вернулся за стол, уселся в кресло и заложил руки за голову. Его оценивающий взгляд прошелся по мне, и секретарь скривил губы в ухмылке. И хоть мне стало неприятно, но я сдержала возмущение и подошла к столу. Привалившись к нему бедром, я скрестила на груди руки и приподняла брови, обозначив немой вопрос. И Хендис подался вперед.

— Хотите знать, отчего я испытываю к вам неприязнь? — прищурился барон и ударил кулаком по столу: — А что я должен испытывать к человеку, который хочет лишить меня места?

— Какая чушь! — воскликнула я.

— Чушь? — переспросил его милость: — Чушь?! Иначе зачем он придумал эту должность — моего помощника? Я прекрасно справлялся со своей работой много лет один, и вдруг мне дают помощника! «Я хочу облегчить вам жизнь», — так сказал государь. Но разве же я жаловался?! Разве же хоть раз просил себе помощника? И вдруг король придумывает должность, которой до недавнего времени попросту не было, и приводит вас. Вас! Вы ведь знали, как свести его с ума, верно? Теперь он готов на всё, чтобы удержать вас рядом с собой, даже потакает безумным желаниям! И раз решил обучить вас моей работе, стало быть, хочет отдать вам мою должность, как только решит, что вы готовы. А вы так быстро учитесь…

Пораженная его словами, я даже не нашлась, что ответить. Значит, должность была придумана, потому что другой подходящей для меня службы не было. И чтобы не вызвать возмущений в Кабинетах, государь решил сделать так, чтобы и я была довольна, и никто не принялся ныть о присутствии женщины… А такой нашелся.

— Ваша милость, — вздохнула я, — вы ошибаетесь. Я не мечу на вашу должность, клянусь. Более того, обещаю отказаться, если Его Величество заговорит об этом. Но я уверена, что подобного разговора не произойдет. И если на чистоту, то я мечтаю вовсе не о должности секретаря. Я желаю иного.

— Чего же? — прищурился барон. — Стать его фавориткой?

— Если бы я этого желала, то уже была бы ею, — холодно ответила я. — Думаю, вы это сами знаете. И мне казалось, что заслужила ваше уважение именно нежеланием занимать того места, о котором вы говорите. По крайней мере, вы относились ко мне с уважением. И я уважала вас за наличие собственного мнения. Мне не хотелось бы думать, что я ошиблась.

— Так чего же вы хотите, ваша милость?

— Должности, но иной. Я воздержусь от откровений, скажу лишь, что это вовсе не королевский секретарь. Надеюсь, это вас успокоит, и мы сможем, наконец, общаться и работать спокойно. Не думаю, что вы получаете удовольствие от собственного поведения и сложившихся меж нас отношений.

Сказав это, я развернулась и направилась к двери. Уже взялась за ручку, когда меня остановил вопрос:

— Ваша милость, позволите ли пригласить вас на игру в спил? Некоторые игроки вспоминают о вас с теплотой.

Обернувшись, я улыбнулась:

— Благодарю, с удовольствием, — с этого вечера наши взаимоотношения начали меняться в лучшую сторону.