Пока я стояла под душем, мне неожиданно пришло в голову снова залезть на сайт, случайно обнаруженный Викой. Когда мы осматривали тело Леонида – вернее, как впоследствии выяснилось, к счастью, его брата, – я заметила на его запястье все ту же татушку с буквой «Р» и цифрой «11». Что я надеюсь обнаружить? Понятия не имею, знаю только, что, когда Вика показывала мне отвратительные картинки, я не слишком внимательно их рассматривала. Однако что-то – назовем это «шестым чувством» – подсказывало мне, что я видела далеко не все или, во всяком случае, далеко не на все обращала внимание. Девушка продемонстрировала мне лишь некоторые страницы сайта, и я собираюсь основательно покопаться в нем. Викин хакер пока не выходил на связь, возможно, это вообще очередной тупик, но я хорошо помнила: что-то в тех снимках на сайте показалось мне знакомым. Я не знала, что именно, идея была смутной, но навязчивой, и чем больше я об этом думала, тем сильнее понимала, что должна снова зайти на сайт, как бы противно мне ни было.

Заставка, изображающая людей в капюшонах с зажженными факелами в руках, снова вызвала дрожь, особенно учитывая обстановку – ночь же на дворе! В голову тут же полезли страшилки о сектах, как грибы появляющихся во всех частях моей необъятной родины и процветающих вопреки здравому смыслу и божьему промыслу. Похоже, именно этого и добивались создатели сайта – чтобы те, кто на него наткнется, испытали чувство священного трепета. Однако я не была настроена поддаваться на эти штучки и начала просматривать сайт внимательно, строчка за строчкой, ссылка за ссылкой, пытаясь понять, что же зацепило меня в первый раз, когда Вика демонстрировала некоторые фотографии. Я вчиталась в правила «посвящения», и мне стало смешно. Если «священный трепет» и был в самом начале, то он испарился вместе с осознанием того, что создатель сайта – явно незрелый человек. Наивность, сквозящая в каждой строчке, удивительным образом сочеталась с цинизмом снимков. Увидев руку с татуировкой буквы «Р», я в очередной раз вздрогнула, вспомнив о человеке, которому, возможно, принадлежала эта часть тела. Что, черт возьми, все это должно означать?

– Чем ты тут занимаешься?! – раздался сонный голос у меня за спиной. Слова настолько соответствовали тем, что проносились у меня в голове, что я невольно подумала о телепатии.

Шилов в одних трусах стоял посреди комнаты и таращился на экран своего компьютера.

– Это что за гадость? – спросил он озадаченно, запуская руку в густую шевелюру. К этому моменту я как раз вывела на экран большую фотографию. Она и в самом деле могла поразить неподготовленного зрителя. На фоне множества зажженных свечей всевозможных форм и размеров на большом столе лежали препарированные останки мелких животных, выложенные в неком подобии орнамента (боже, кто-то еще пытался найти красоту в крысиных кишках и мозгах!).

– Кто-то решил заняться сыроедением? – снова поинтересовался Олег, облокачиваясь на спинку моего кресла. – Вот уж не представлял, что у тебя некрофилия!

– Не у меня, – покачала я головой и в двух словах попыталась объяснить Олегу, чем на самом деле занимаюсь. Он выслушал очень внимательно, не перебивая. Затем сказал:

– Слушай, я все понимаю, но тебе не кажется, что люди, которым пришло в голову создать такое… – он с явным трудом подобрал слово, – безобразие, могут быть реально опасны? Ладно, тут в основном животные, однако, как показывает практика, все маньяки обычно с этого начинают, а потом наступает очередь себе подобных! Может, они людоеды?

– Очень сомневаюсь, – усмехнулась я. – Людоеды не стали бы подводить под все это такую сложную философию – примитивную, конечно, но в чем-то не лишенную смысла.

– И что же у них за идея фикс?

– Ищут так называемую «пятую сущность» Парацельса – во всяком случае, так они себя позиционируют.

– Что за «сущность»?

– По-моему, эти ребята и сами толком не знают. Возможно, начитались каких-то книжек мистического содержания, приняли Парацельса за кого-то вроде мессии.

– Знаешь, а ведь Парацельс, насколько я знаю, и в самом деле был не чужд мистики, – задумчиво заметил Олег. – В юности я увлекался этим. Да так, совершенно по-детски, – быстро добавил он, видя, как вытягивается мое лицо. – Ничего серьезного. Парацельс практиковал «лечебную магию», как он это называл. До сих пор некоторые врачи верят, что он так и остался до конца непонятым ученым. Полагают, что перед смертью он то ли разгадал тайну бессмертия, то ли был настолько близок к ней, что ему не хватило всего пары лет.

– А ты сам-то веришь? – спросила я осторожно.

– Хотелось бы, – вздохнул он, – но я знаю слишком много, чтобы просто верить. Когда что-то знаешь, начинаешь подвергать сомнению все – именно поэтому, как тебе известно, врачи такие плохие христиане: в их восприятии религии отсутствует доля слепоты, необходимая для правильного восприятия.

– И все же, что ты думаешь о Парацельсе? Он и в самом деле был гением и провидцем?

– Вряд ли, – ухмыльнулся он. – Видишь ли, Парацельс – фигура сложная, о нем мало что известно, если не считать его собственных сочинений, а те изобилуют преувеличениями, самовосхвалениями и мистикой, которую не стоит принимать всерьез. Парацельс много путешествовал – этого у него не отнимешь, участвовал во множестве военных кампаний, где и опыта набрался. В бытность его в Базеле в основном прославился тем, что читал курс лекций не на латыни, а на немецком, чем нажил себе множество врагов среди ученых мужей. Он говорил, что поступает так из принципа, но некоторые ученые считают, что парень просто не владел латынью. Парацельс утверждал, что имеет университетский диплом, но никто его в глаза не видел, а все назначения доставались ему исключительно по протекции больших шишек, с которыми он водил дружбу. Возможно, он вообще никогда не посещал университет.

– Хочешь сказать, Парацельс был всего лишь врачом-недоучкой? – недоверчиво спросила я.

– Пойми меня правильно: с точки зрения сегодняшнего дня, конечно же, любой средневековый лекарь выглядит таковым, однако вокруг Парацельса всегда витало множество слухов, зато фактов – минимум. Преподавание в учебных заведениях того времени хорошим и прогрессивным не назовешь, а врачебный опыт приобретается не на школьной скамье. Парацельсу приписывают изобретение нескольких вполне эффективных лекарств и способов лечения серьезных заболеваний, например силикоза. Ложку дегтя в бочку доверия к нему как к серьезному специалисту добавляют его занятия астрологией и алхимией, но, с другой стороны, кто не занимался этим в его времена? Я могу согласиться с кое-какими его утверждениями, с тем, например, что настоящий врач должен постоянно стремиться к знаниям, не останавливаясь на достигнутом. Но один его принцип, по крайней мере, для меня неприемлем.

– Что за принцип?

– Считается, что Парацельс не видел никаких препятствий в этом стремлении.

– Разве это плохо? – удивилась я.

– Никаких препятствий, – повторил Олег с нажимом на первое слово. – Это звучит страшно, тебе не кажется? Ни мораль, ни общечеловеческие ценности не должны стоять на пути настоящего врача, так полагал Парацельс. Поговаривали, что он раскапывал могилы и воровал трупы, чтобы проводить вскрытия и изучать человеческую анатомию. В общем, чистая наука, без примесей сострадания, жалости и совести – как тебе?