Он продолжал наблюдать, и постепенно ему стал ясен весь механизм жизни в поселке. Скоро взойдет солнце — нужно убираться отсюда, иначе заметят. Призрак уже хотел сменить позицию, как вдруг стук дизельных моторов перекрыл негромкие производственные шумы и из транспортного отсека показались три джипа. Они подъехали к главному корпусу и остановились.

Из корпуса вышли люди, разместились в джипах: в переднем — рабочие в таких же белых комбинезонах, как и буровики, с кирками и лопатами, в заднюю машину сели мужчины в хаки под цвет пустыни — так были одеты часовые на вышках. В их джипе была безбортовая платформа, а на крыше установлен пулемет М-60. Стандартное построение военной колонны: разведчики, которых не жалко, — впереди, охрана — сзади, а в середине — важные особы. На этой-то группе и сосредоточил свое внимание Призрак.

Их было трое: два американца (или англичанина) и один иракец. Одеты вразнобой: частично хаки, частично свободные костюмы песочного цвета, — и под одеждой угадывались тела откормленных людей, которые не утруждали себя физическими нагрузками. У двоих были бороды и длинные волосы, выбивающиеся из-под пропотевших колониальных шлемов. Явно гражданские, причем весьма важные, судя по тому, как они держались и отдавали распоряжения шоферам. Командовал же всеми вроде бы иракец, который показался Призраку знакомым, однако расстояние и борода мешали как следует рассмотреть его лицо. Потом из тени здания выступил еще один человек, и большой кусок головоломки тотчас встал на свое место. Мужчина подошел к руководителю группы, обменялся с ним несколькими словами, посмотрел на часы и махнул часовому на вышке у ворот.

Створки первых стальных ворот разъехались в стороны, и колонна двинулась, но на нейтральной полосе остановилась снова — перед двойным рядом колючей проволоки, — ожидая, пока полностью закроются первые ворота. Лишь после этого отворились вторые ворота, пропуская джипы на грунтовую дорогу, по которой пришел сюда Призрак. Оставшийся в поселке человек наблюдал за тем, как они отъезжают, потом внимательно осмотрел окружающую местность. Взгляд его задержался на том месте, где прятался Призрак, и на мгновение показалось, что два человека смотрят в глаза друг другу, хотя Призрак и знал, что разглядеть его невозможно. Затем Хайд отвернулся и пошел назад. Вскоре он скрылся в блестящем коконе главного корпуса.

Первое, что увидела Лив, когда они свернули на ее улицу, — это мелькающая впереди лента, какой ограждают места происшествий. Порывы ветра с реки оторвали один ее конец, и теперь она извивалась, будто длинная черно-желтая змея. Ски притормозил у бровки тротуара, наехав на «змею», и выключил мотор. В наступившей тишине было слышно, как лента шуршит по днищу машины.

— Мы предполагаем, что это сделал тот же самый тип, который совершил оба убийства, — сказал он. — Хорошо, что тебя тогда здесь не было, да?

Лив ничего не ответила. У нее не осталось сил говорить. Она так отчаянно стремилась домой, чтобы осмыслить все происшедшее, но вот добралась, а здесь все разрушено, все уничтожено.

У нее больше нет дома.

Обшитые деревом и выбеленные стены обуглились, окна заколочены досками, а стекла рассыпались мелкими осколками по всей земле. Лив толкнула дверь и вышла под ледяной ветер. В воздухе до сих пор висел запах пожарища. Ски тоже вышел из машины и встал рядом с ней.

— А что с семьей Да Коста? — спросила Лив, кивнув на треснувшие окна первого этажа.

— С ними все в порядке. Когда это случилось, они были на работе. Пожар начался примерно в три часа пополудни. Дом был обречен. Все перебрались к родственникам, к друзьям — ждут, когда им выплатят страховку.

Еще одна лента протянулась по куску фанеры, прибитому там, где раньше была дверь в квартиру Лив. Эта лента извивалась змеей по забору маленького садика. В свое время Лив и выбрала этот дом в первую очередь ради садика.

Когда она сюда въехала, двор был закован в бетон и заляпан бензином — прежний владелец ездил на мотоцикле. Лив сама взломала весь этот бетон, очистила от него землю и засадила участок местными саженцами деревьев и кустов. После этого все стало выглядеть так, как в те времена, когда в эти края пришли первые поселенцы. Она часто лежала на травке посреди своего маленького сада и смотрела в небо, причем одну стену закрывал от взора густой плющ, а другую — ветви разросшейся вишни. Иногда Лив воображала, будто она лежит в росшем здесь с незапамятных времен лесу, далеко-далеко от всех сует современности.

В квартире у нее тоже было много зелени — память о тех годах детства, когда она жила с отцом, страстным садоводом. Он и познакомил ее с названиями всевозможных растений, когда она только учила алфавит. Отец всегда удивлялся тому, что дочка стала журналисткой, работает в большом городе, живет в каменных джунглях — в душе-то она по-прежнему была привязана к земле. Может, таким путем Лив выражала свой протест, а может, просто вредничала. Как бы то ни было, эта квартира, полная цветов и разнообразных растений, насыщенная запахами земли и свежестью кислорода, была для нее святым местом — ее домом.

И вот кто-то отобрал у нее все это. Лив шагнула вперед, оторвала кусок ленты и через широкую дыру в заборе вошла в погибший сад.

В самой середине были свалены в кучу обломки мебели и обгоревших вещей: треснувший стол, который она унаследовала от отца, корешки сгоревших книг, матрас с приставшей к нему простыней, несколько фотографий в рамочках — они сильно пострадали в дыму, но разобрать изображения было еще можно. Лив наклонилась и подняла одну фотографию. На ней была она сама — сияющая от счастья, в лодке на озере в Центральном парке Нью-Йорка. Рядом сидел Сэмюель. На мгновение Лив охватила страшная злость на него — ведь это он навлек на нее такие беды и бросил одну на всем белом свете, среди обуглившихся обломков прежней жизни. Но она слишком утомилась, чтобы злиться долго. Она вообще настолько обессилела, что готова была лечь и уснуть прямо здесь, в грязи, если бы Ски не заключил ее в грубоватые, но вполне дружеские объятия. Лив всплакнула на его крепком плече, чувствуя себя несчастной и одинокой, вдыхая исходящий от него успокаивающий запах полицейской машины.

— Будет тебе, — произнес Ски, неуклюже поглаживая ее по спине, — брось. Тебе есть куда пойти, кому позвонить, кроме меня?

Лив отрицательно покачала головой. Ски помолчал, давая Лив время прийти в себя и обдумывая, что бы такое сказать, чтобы ее успокоить. Он и в лучшие времена был не мастер болтать просто так, не по делу, а сейчас и вовсе растерялся.

— Давай тогда… приземляйся у меня, — после паузы предложил он. — Только честно предупреждаю: мама сведет тебя с ума своими расспросами. Она видела тебя по телевизору, в выпусках новостей. Так что ты у нас будешь вроде знаменитости. Мама, наверное, пригласит в гости друзей, обед устроит. Ну, пошли в машину, а то здесь холодновато. А слезами ты все равно ничего не вернешь. Дай мне подумать — может, у меня найдется что-нибудь подходящее для тебя.

В городе Ньюарке, штат Нью-Джерси, четыре часа утра.