– Что сказать сегодня человеку, которому трудно жить?

– Что все, кто счастлив, счастливы не потому, что они богато живут, а потому что у них есть утешительные фантомы. Посмотрите светскую хронику: как часто кончают с собой какие-нибудь дочери миллионеров. Не в деньгах счастье – это тысячу лет назад человечество обнаружило. Материальный мир для человека не только не спасителен, он ужасен, скучен и убийственен. В реальности мир любого миллионера, мир Березовского или Чубайса, если он оглянется, сколько его подстерегает опасностей, сколько людей ненавидит его… любой если и не покончил бы с собой, то впал бы в депрессию. Березовский, Путин, я – все мы живем в мире фантазий, иллюзий, в мире фактов, перекрашенных до неузнаваемости. Как только эти украшения упадут, погибнет мир.

– Власть, богатство, карьера – колода карт, которую мы можем перемешать и не обязаны быть в подчинении у них…

– Вы точное слово нашли. Быть в подчинении у расхожих представлений о счастье, навязанных и не нужных человеку, – самоубийственно. Ищи свои. Я думаю, что люди убивают себя не потому, что на них уж такое небывалое несчастье обрушилось. Обрушилось, да. Но не небывалое. Самоубийцы – несчастные люди, но не более несчастные, чем остальные. Иммунная система защищает тех, кто служит чему-то другому, а не себе. Все люди, которые восхищают меня стойкостью, служили чему-то другому.

– Мать Тереза, Швейцер…

– Да вот мой отец, которому сейчас девяносто один, тюрьма, ссылка, бедность, бегство от повторных арестов. Любой из нас, гуманистов, трусов и слюнтяев, сказал бы, что жизнь очень тяжелая. Но он не видит, что она тяжелая. Могли бы взять в расстрельном 37-м, а взяли в 36-м. Не пытали, а шантажировали. Мог загреметь на Колыму, а попал в Воркуту. Хотел стать ученым, а стал учителем на руднике, но зато общим любимцем, учителем с большой буквы. Познакомился с женой, лучшей женщиной на свете, вся жизнь удачная…

– Оценки внутри?

– Они делают жизнь.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

Так кончается стихотворение Высоцкого «Побег на рывок» с посвящением Туманову.

Вадим Туманов, золотодобытчик, глава знаменитой артели старателей «Печора», человек исключительный, лагерник, одолевший судьбу был ближайшим другом Владимира Высоцкого. В романе Высоцкого «Черная свеча» прототип главного героя – он же, Вадим Иванович Туманов.

– «Надо сыпать соль на раны…» Как вы узнали о смерти Высоцкого? Вы что-то предчувствовали?

– Я, наверное, начну чуть раньше. С темы пьянства и наркомании, которая, на мой взгляд, сегодня преувеличена. Мы с Володей очень много говорили об этом. Когда я уже знал все, я просил: Вовка, брось! Он, улыбаясь, говорил: ты запомни, я в любую секунду это брошу, когда захочу. Но однажды утром он признался: знаешь, я тебе хочу сказать одну неприятную вещь… Я насторожился. А он продолжает: я давно хотел тебе сказать, я недели две пробовал и, кажется, не могу бросить. И добавил: мне страшно. И знаете, мне самому стало страшно… Но когда пытаются создать впечатление, что были одни сплошные пьянки, это полная чепуха. У меня есть возможность сравнивать. Ведь все эти годы, можете себе представить, какая публика со мной работала на приисках. Бульдозеристы, экскаваторщики, горняки. Так что я знал, как люди пьют. Ни в какое сравнение не шло с Высоцким. И первое, с чего я начинал, вводил сухой закон…

– Когда вы увидели его в последний раз?

– Я прилетел за ним из Ухты, чтобы забрать его к нам. Мы договорились с ним о прилете и ждали его в Ухте. Он задержался, не прилетел. И я сам полетел в Москву. Позвонил. Ответила его мама Нина Максимовна. Я попросил, чтобы она меня подождала, и приехал. И она мне говорит: я тут уже целый час, пришла, квартира открыта, сижу, никого нет. А я приехал с Володей Шехтманом, который меня встречал, он у меня работал. Я показал ему глазами на этаж выше. Там жил фотограф Валерий Нисанов. Высоцкий часто туда заходил, когда ему нужно было выпить.

– Ивы догадались, что он там?

– Да, что он там. Я говорю: Нина Максимовна, посидите, я сейчас приду. И вернулся уже с Володей. Первый раз я видел, как мама замахнулась на него: я жду, жду… Он начал ее успокаивать: мама, мамочка, мама!.. Он всегда так к ней обращался. Сейчас читаешь у некоторых мемуаристов, что он грубо разговаривал с матерью, с отцом. Я этого никогда не видел и не слышал. Во всяком случае, те последние семь лет, что мы были близки. Никогда. А здесь он был в большом заводе. Я попросил ребят, кто с ним был, чтобы вызвали врачей и отправили его в больницу. Он этого страшно не хотел. Всегда: никаких больниц. Однажды была попытка к нему в Риге вызвать врачей, так он очень обиделся и долго с этим человеком, кто хотел ему помочь, не разговаривал.

– И врачи приехали?

– Врачи приехали, когда меня уже не было. И почему-то отложили госпитализацию на завтра. Вечером поздно я позвонил туда, мне ответил доктор Анатолий Федотов, друг Высоцкого, который не раз помогал ему. Я говорю: Анатолий, скажи, пожалуйста, есть какая-то опасность? Он засмеялся: да нет, нет, все будет нормально. А рано утром звонок. Сын взял трубку. Я смотрю на его лицо и говорю: что такое? Он протягивает мне трубку: возьми, Вовка умер. Я взял трубку, и мне Федотов говорит: приезжайте срочно, Володя умер.

– Что это такое для вас было?

– Я стою, и, может быть, первый раз в жизни не знаю, что делать. Настолько растерялся. И говорю: что делать? А сын мне отвечает: что делать, что делать, быстро одевайся, и едем. Я даже представить себе не мог, что его больше нет. Мы прилетели быстро туда. Вовка лежит… А я как будто еще ничего не понимаю. Что-то страшное.

– Вы были знаменитым золотодобытчиком. Он был знаменитым бардом, артистом, поэтом, музыкантом. Был ли элемент тщеславия с вашей и с его стороны, когда вы сошлись, только честно?

– Все было настолько просто! Нас совершенно случайно в Доме кино познакомили. Мы провели вместе что-то около часа в ресторане. Поговорили. Я еще посмеялся, говорю: а ведь я сначала думал, что вы сидели. Мне Нина Шацкая, актриса Таганки, когда мы с ней в Душанбе познакомились, она снималась в фильме «Белый рояль», а меня попросили посмотреть, можно ли там организовать добычу золота, вот она мне объяснила, что он никогда не сидел.