Значит, Йинен находится в Ханнарте под непосредственным надзором Керила. Это разумно. Даже Навис вряд ли сумел бы извлечь сына оттуда. А вот Киалану это было по силам. Кто бы мог от него этого ожидать? Митт попытался убедить себя, что Киалан попросту врал. Конечно же, он всего лишь выполнял приказ отца: заставить Митта проговориться.

– И я проболтался, разве не так? – вслух сказал Митт.

Но еще до того, как слова отдались эхом под куполом помещения, он понял, что Киалан был с ним полностью откровенен. С сыном графа все в полном порядке. Это из-за Хильди Митт испытывал горькое разочарование и не хотел никому доверять. Парень понимал, почему Киалан думал совсем не так, как его отец: он побывал в плену и доподлинно знал, как чувствует себя человек, находящийся во власти мстительного графа.

И все равно Киалан не имел никакого права утверждать, что Хильди похожа на Хадда. Митт решил, что возненавит Киалана за эти слова… и тем более он подозревал: молодой аристократ мог оказаться прав.

– Чтоб они провалились, графы и их родня, – вслух проговорил Митт, стиснув край каменного сиденья.

Его взгляд уперся в каменный стол и кривобокий металлический кубок на нем. Хильди и Киалан сумели общими усилиями еще больше спутать его мысли.

Внезапно он осознал, на что смотрел все это время. Это же алтарь! В нише над ним – изображение старика, поднимающего гору. Это мог быть только Единый. В таком случае кривобокий кубок должен оказаться именно тем, что разыскивала Норет, – кубком Адона!

Митт еще сильнее стиснул край каменной скамьи. Ему представилась идеальная возможность. Нужно всего лишь сделать несколько шагов, взять эту штуку и сунуть ее за пазуху. Вот Норет обрадуется! К тому же школа полна посторонних. Если кто-нибудь все же заметит исчезновение кубка и поднимет крик, то вряд ли они смогут узнать, кто из всей этой толпы стащил реликвию. Если Митт возьмет ее и сейчас же уйдет – через долину и на зеленую дорогу, – то он сможет скрыться раньше, чем местные успеют что-нибудь предпринять. И почему тогда он сидит здесь как идиот, до боли в пальцах цепляясь за каменную скамью?

Потому что это кража. Потому что дал обещание Алку. Потому что обращался к Старине Аммету и Либби Бражке, которые, возможно, были рядом с ним и вчера, и сегодня, чтобы напомнить ему об этих словах. Митт невесело улыбнулся. Смешно, но почему-то поклясться один раз никогда не получается. Похоже, при определенном стечении обстоятельств нужно все заново продумывать и заново обещать. Впрочем, улыбка сразу же исчезла. На сей раз придется красть у Единого, к которому даже здравомыслящий, уравновешенный Алк относился с большим почтением. С другой стороны, Норет – родная дочь Единого, и Бессмертный сам пожелал, чтобы она добыла эту чашу. И теперь, после того как Хильди и Киалан привели мысли Митта в смятение, ему захотелось сделать что-нибудь плохое. Хуже ведь от этого не станет – просто некуда!

Митт разжал пальцы и встал. Прислушался. Голоса доносились откуда-то издалека. Та часть двора, которую он видел через дверной проем, была пустынна. Отлично! Пора покончить с этим делом.

Парень сделал три широких шага к алтарю, но вдруг вздрогнул и застыл на месте. Казалось, по часовне скользнула тень. Что-то вроде длинноносого старика. Как будто кто-то промелькнул перед дверью. Митт стоял и ждал, прислушиваясь, но так и не услышал снаружи шороха гравия. В той части двора, которая была видна ему отсюда, тоже никого не было. Он осторожно протянул руку и схватил кубок за толстую погнутую ножку.

Зал под высоким куполом озарился яркой бледно-голубой вспышкой, а тишину разорвал негромкий треск.

Митт отскочил. Левую руку он непроизвольно вскинул, защищая лицо, но все равно его глаза наполнились слезами. Правая рука онемела, по всей ее длине ощущалось странное покалывание, и он в испуге принялся трясти ею. В часовне вновь воцарился полумрак, как и минуту назад. Митт сморгнул слезы, но по-прежнему не видел ничего, кроме пляшущих бликов. Его прошиб пот. Неудивительно, что никто не дал себе труда выставить охрану рядом с этим кубком. Он сам способен позаботиться о себе. Парень нервно оглянулся, надеясь, что в тот момент, когда часовня внезапно озарилась, никто не подошел к двери.

Но там кто-то был. Снаружи послышались громкие отчаянные крики. Кричала молодая женщина.

К тому времени Маевен успела до ужаса устать от Хильди, тогда как Навис, по ее мнению, был чересчур терпелив со своей дочерью.

– Посуди сама, дорогая, – сказал он, когда они вышли в сад за воротами, – чрезвычайно важно, чтобы ты сегодня же уехала с нами. Оставшись здесь, ты сыграешь на руку графу Керилу. Он будет использовать тебя как заложницу, чтобы влиять на меня, не говоря уже о Митте.

– Давай не будем о Митте, – вставила Хильди.

– Ладно, в таком случае давай о тебе, – согласился Навис. – Сегодня все отсюда разъезжаются, так ведь? Конечно, ты не захочешь остаться здесь в полном одиночестве на все лето.

Хильди нахмурилась и пронзила отца яростным взглядом:

– А почему это вдруг стало тебя беспокоить? Я оставалась в одиночестве две недели во время весенних каникул. Правда, здесь была еще и Биффа, но все равно это было почти полное одиночество – и ничего.

– С тех пор положение успело измениться, – терпеливо возразил Навис.

– Что за положение? – вскинулась Хильди.

– Политическое. Теперь мне известно, что тебя отправили сюда в соответствии с определенным планом, – объяснил Навис. – А из-за моих собственных намерений ограничить власть графов тебе грозит серьезная опасность. Керил знает, что ты находишься здесь. Все, что ему нужно, – это увезти тебя отсюда. Так или иначе, но единственная возможность обеспечить твою безопасность – спрятать тебя на ближайшие три месяца. Я…

– Три месяца! – перебила Хильди. – Но это значит, что я пропущу гриттлинг праздника Урожая и парад мод и не успею к началу среднего гласа… Нет!

– Ну да. Боюсь, что так и получится, – признался Навис. – Но ты останешься в живых. Ты не попадешь в тюрьму. Если все сложится хорошо, ты всегда сможешь вернуться на будущий год.

– Если?! На будущий год! Пропустить целый год! – Было совершенно ясно, что Хильди не верит своим ушам. – Из-за какой-то политики! Ни за что! – Она настолько разволновалась, что даже сделала попытку объясниться: – Отец, неужели ты хочешь, чтобы я из-за какой-то политики снова слушала детский подготовительный курс?

Лицо Нависа сделалось сердитым и, что было совершенно несвойственно этому человеку, удивительно беспомощным. Он коротко взглянул на Маевен и тут же отвел взор. Девочка поняла, что его трудности в немалой степени связаны с ней. Наверно, потому, что Навис представил ее Хильди как Илону Какую-то-там-дотер и теперь не был уверен в том, что имеет право сказать, кто она на самом деле – вернее, кем Навис ее считал. Ой, какая же кошмарная путаница! От ощущения бессилия Маевен снова начало подташнивать. И тут она с превеликим облегчением увидела в саду огромную Биффу и торопливо пошла ей навстречу.