дней» и завершившийся кровавой бойней при Ватерлоо.

Еще из Лиона Наполеон написал Марии-Луизе, но она сделала с этим письмом то же, что делала с его письмами с Эльбы: она передала его своему отцу, а последнее – представителям союзников. Никакого ответа не последовало.

Фредерик Массон в своей великолепной книге «Наполеон и женщины» пишет:

«Это молчание в ответ как на его официальные письма, так и на те, которыми он официозно снабдил при их отъезде австрийских дипломатов, аккредитованных при Бурбонах, доказало Наполеону, что политические причины продолжают парализо-вывать стремления его жены, и он решает прибегнуть к тайным путям, чтобы войти с нею в сношения. Он отправляет в Вену самых искусных агентов, способных проникнуть непосредственно к Талейрану и к императрице, – Флао и Монтрона. Только Монтрону удается пробраться сквозь линии войск. Но, когда дело дошло до передачи порученного ему письма Марии-Луизе, то Меневаль, бывший секретарь кабинета императора, с 1813 года – тайный секретарь императрицы, последовавший за нею в Австрию, воспротивился этому. Он знает, как обстоит дело с Нейпергом: сжечь письмо, написанное императором жене, – значит, оказать императору услугу. Меневаль не решается все же написать прямо всю правду, он понимает, какой удар нанесет этим своему повелителю».

В самом деле, отношения Марии-Луизы и Адама Альберта фон Нейперга продолжали бурно развиваться. Европейские принцы, привыкшие представлять Наполеона чудовищем Апокалипсиса, смотрели на все это и аплодировали. При этом она надежно «окопалась» в Вене и даже слышать не хотела о Наполеоне. Это выглядит удивительно, но во время «Ста дней», а потом еще в течение шести лет агонии на острове Святой Елены из уст Наполеона ни разу не вырвалось ни единого слова горечи, ни единого слова порицания в адрес Марии-Луизы. Он неизменно говорил о ней только с любовью, нежностью и жалостью.

Фредерик Массон констатирует:

«Воспоминания о ней, разукрашенные яркими цветами юности и свежести, постоянно приходят ему на ум. Она – сама искренность, сама честность».

В своем завещании 5 апреля 1821 года Наполеон написал:

«Я всегда был очень доволен моей дражайшей супругой императрицей Марией-Луизой. До последней минуты я питаю к ней самые нежные чувства. Я прошу ее неусыпно бодрствовать над моим сыном, чтобы охранить его от испытаний, все еще окружающих его детство».

* * *

28 июня 1815 года, через десять дней после поражения Наполеона при Ватерлоо, Валевская с сыном приехала в Мальмезон, чтобы в последний раз увидеться с окончательно павшим императором. Наполеон принял их.

Александр Валевский описал эту встречу в своих воспоминаниях так:

«Мы прибыли к вечеру в Мальмезон. Настроение было грустное, похоронное. Подробности этого визита очень смутно сохранились в памяти. Правда, у меня перед глазами фигура императора, я вижу черты его лица, вспоминаю, что он меня обнимал и, кажется, даже слеза покатилась у него по лицу… Но что из того? Я не помню ни слов, которые он мне сказал, ни одной другой подробности».

Мария долго плакала в объятиях Наполеона. Ей было так жалко его, так жалко… Он пообещал снова вызвать ее к себе, если позволит ход событий.

«Но ход событий, – пишет Андре Кастело, – обяжет императора творить свою легенду, остаться в памяти своих потомков в роли мученика, а не доживать по-обывательски с одной из фавориток, будь ею даже сладостная Мария».

Встреча эта стала заключительным аккордом любви этих двух неординарных людей, последней главой их в высшей степени исторического романа.

* * *

После этого Наполеон оставил Мальмезон и поехал в Рошфор, намереваясь отплыть в Америку.

Генерал Николя Бекер, на которого временное правительство возложило обязанность надзирать за бывшим государем, получил приказание сопровождать его до Рошфора и оставить только тогда, когда он сядет на корабль и отправится в путь. Почтенный генерал сказал Наполеону: «Мне дали трудное поручение, но я сделаю все, что смогу, чтобы исполнить его к вашему удовольствию».

Наполеон прибыл в Рошфор 3 июля. Однако ни в какую Америку он не убыл, так как победители в лице британского капитана Мейтланда объявили ему, что получен приказ отправить его в Англию. Получив такой ответ, Наполеон созвал всех товарищей по несчастью и спросил у них совета: что делать? Вокруг порта стояли британские корабли, сквозь которые невозможно было прорваться; сзади находилась страна, ставшая негостеприимной для Наполеона и всех его приверженцев с тех пор, как в нее вновь вступили союзники и Бурбоны. В таком отчаянном положении император решил, что лучше всего будет довериться великодушию английского народа.

Прибыв на корабль Мейтланда, Наполеон сказал капитану: «Я прибыл на ваш корабль, ища покровительства английских законов».

26 июля Наполеон был в Плимуте. Там его посетил лорд Кейт, но визит этот холодный и немногословный продолжался совсем недолго. В последних числах июля лорд снова явился к Наполеону и разрешил его недоумение самым жестоким образом: он привез с собой приказ, который назначал бывшему императору местопребывание на острове Святой Елены. По словам историка Поля-Мари-Лорана де л’Ардеша, «то был приговор к ссылке, который, по свойству климата острова Святой Елены, переходил в приговор к смерти».

Когда Наполеон услышал из уст адмирала это решение английского кабинета, он не смог скрыть своего негодования. «Я гость Англии, – закричал он, – а не ее пленник! Я добровольно искал покровительства ее законов, но со мной нарушают священнейшие права гостеприимства! Я никогда добровольно не соглашусь перенести оскорбления, которые мне наносят: только насилие может меня к тому принудить».

Как известно, это ни к чему не привело. Много лет беззастенчиво топтавший Европу человек, любивший говорить, что «самый надежный рычаг всякого могущества – это военная сила», не мог рассчитывать на гостеприимство в стране, всегда бывшей его главным противником. Насилие, которое много лет представляло собой наполеоновский стиль общения с другими народами, на этот раз было совершено над ним самим, и бывшему императору пришлось смириться с унизительными условиями ссылки на затерянном на юге Атлантического океана острове Святой Елены. С этой минуты Наполеон окончательно исчез из биографии Марии Валевской, и его место занял генерал Филипп-Антуан д’Орнано.

Глава восемнадцатая

Новое замужество Марии Валевской

Способность ожить – это великая женская способность. Без нее те обиды, удары и потери, которыми полна жизнь любой женщины, были бы неисцелимы. И Мария Валевская явно обладала этой способностью, так как она не стала, как говорят психологи, «застревать» в своей обиде на Наполеона, не стала хранить в душе осколок их рухнувших отношений. После второй