Я приблизилась. Сказала неуверенно:

– Привет, я Гаянэ. Друзья называют меня Гайка.

– Здравствуй, – тепло улыбнулась мне мама Антона, – спасибо тебе.

– Да, мы хотели бы отблагодарить тебя, – кивнул Родионов и достал кошелек.

– Не надо! – испугалась я. – Я просто так зашла. Ведь Антон хотел…

– Да, – заговорил мальчик неожиданно спокойным голосом, – я просил, чтобы ты зашла. Ведь ты нашла Чичика?

– Так зовут канарейку?

Антон кивнул.

– Да, я его нашла. У него на ноге была записка, то есть печатка в виде попугая.

– Я просил Чичика отнести записку людям, чтобы меня поскорее нашли.

– Он так и поступил.

– Эти злые тети…

Мы с родителями Антона переглянулись. Мама Антона прижала сына к себе.

– Не надо вспоминать, Тоша, – попросила она, – доктор и так сказал, что после такого количества выпитого снотворного тебе будет трудно заснуть ночью.

– Эти злые тети, – продолжил упрямо Антон, – хотели убить Чичика, а я его выпустил.

– Чичик привел меня к тебе, – успокоила я его. И вдруг вспомнила часть записки: «Это злые те…» «Это злые тети» – вот что там было написано!

– Да, привел. Но если бы ты опоздала, Чичик бы меня не нашел. Они хотели увезти меня далеко по реке и прятать, пока у папы не закончится суд.

– Тоша, Гаянэ пора уходить, – твердо сказал Родионов.

– Подожди, – попросил меня Антон. – Я хотел спросить, а где Чичик?

– Не знаю, – честно ответила я. – Он привел меня к домику у реки, а потом улетел.

– Жалко, – расстроился Антон, – я думал, он у тебя.

– Все, Гаянэ, тебе пора, – распорядился Родионов. – Ты уверена, что тебе не нужна наша благодарность?

Он снова взялся за кошелек.

– Уверена, – твердо ответила я. – Вы лучше купите Антону новую канарейку.

Антон обрадовался.

– Нет, нет! – поспешно заявила его мама. – Это ни к чему! Она будет напоминать Тоше о произошедшем!

– Но… – начала я.

– Гаянэ, всего хорошего! – сказал Родионов.

У него был властный голос, как у человека, привыкшего приказывать. Как там сказал продюсер? Родионов – большая шишка? Раньше я послушалась бы и ушла. Потому что всегда считала: если взрослые ошибаются, я не имею права спорить. Но сегодня мы совершили нечто очень важное. И еще сегодня передо мной извинился папа, а это многого стоит.

– Вы ошибаетесь, – уверенно сказала я и подошла к столу.

Там лежала бумага для принтера. Я взяла листочек, вытянула из пластмассового стакана карандаш.

– Мы скоро уедем, – успокаивающе сказала Антону мама.

– А как же ваш суд? – спросила я, оторвавшись от рисунка.

– Суд окончен, – мрачно сказал Родионов. – Конечно, глупостью было пытаться отсудить дворец у государства. Меня сбили с толку адвокаты, раскопавшие завещание Юсупова, в котором говорилось, что дворец он наследникам оставляет. Но завещание было аннулировано, адвокаты музея это документально подтвердили. Так что я заявление еще утром забрал, не стал ждать окончания суда. А их заявление завтра аннулируется.

Вскоре я вручила Антону рисунок.

– Чичик! – узнал мальчик. – Как настоящий! Спасибо, Гайка.

И добавил:

– Теперь мне не будет трудно заснуть ночью.

Мы вернулись в номер около двух часов ночи. Единственное, на что у меня хватило сил, – это снять джемпер и повесить его на спинку стула. Мой бурый спаситель был еще сыроват.

Всю ночь я крепко спала под мерные звуки дождя. Утром, приняв душ, я вернулась к себе и принялась собирать чайные пакетики и обертки от конфет, оставшиеся после вчерашнего чаепития с друзьями.

Я старалась не думать о том, что произошло накануне. Столько всего случилось, что надо вспомнить все спокойно и разложить в голове по полочкам. В машине, на обратном пути в Москву, у меня будет достаточно времени.

Собрав мусор, я заварила себе зеленый чай и влезла с кружкой на подоконник. Жаль, что мы уезжаем. Я так и не успела зарисовать лесок у церкви, похожий на ежика с поднятой к небу мордочкой. А как здорово выглядело поле, омытое дождем…

– Проснулась?

В комнату заглянул папа. Ни шейного платка, ни шарфа. Я вспомнила о его командировке. Наверное, выбрали Травинского или кого-то еще, раз папа не старается приодеться к завтраку. Меня охватило сочувствие к папе.

Но папа не походил на человека, нуждающегося в сочувствии. Он улыбнулся и швырнул о стену мячик с Пуккой.

– Одевайся скорее. Друзья ждут тебя за завтраком.

– Я могу позавтракать с ними? Мне не придется изображать счастливую семью, сидя с тобой и мамой? – не поверила я.

– Зачем изображать то, что и так очевидно? – со значением сказал папа.

– Вот так подарок перед отъездом! – обрадовалась я.

– Ты еще не знаешь, какой тебя ждет подарок… – засмеялась мама из холла.

Она причесывала волосы перед зеркалом.

– Можно я сам скажу? – спросил папа. И продолжил: – Гайка! Ты можешь уехать из Звенигорода сама.

– Как – сама?

– На автобусе. Мы купим тебе билет. А сами уедем сейчас. Ты можешь еще побродить по городу, зайти в кафе «Весна» перекусить. Потом сядешь на автобус до Москвы. Если, конечно, хочешь.

Я разбежалась и повисла у папы на шее.

– Отличная замена шейным платкам, – одобрил папа и обнял меня.

– Как вы только решились? – прошептала я.

– Мы доверяем тебе, – серьезно сказала мама, отвернувшись от зеркала и отложив щетку. – Ты ведь совсем взрослая.

* * *

Завтракали мы втроем, как две недели назад, когда только еще пытались подружиться. Но теперь мы так изменились!

– Я съем круассан, ханиз, в вашу честь, – объявила Вероника.

– Представляешь, Ботаник, этот круассан? – засмеялась я. – Он больше спичечной головки, Ника?

– А что ты надела перед отъездом? – парировала Ника. – Праздничную серую кофту с капюшоном!

– Между прочим, – заявил Ботаник, – серый цвет еще с древности считается…

– Серым цветом! – хором перебили мы его с Вероникой и расхохотались.

– Анекдот хотите? – спросила я. – Про гостиницу… Приезжают муж с женой в отель, заселяются. Жена обнаруживает в ванной мышь и говорит мужу: «Позвони на ресепшен, скажи, чтобы они что-нибудь сделали!» Он звонит и говорит: «Хеллоу! Ду ю ноу «Том и Джерри»?» Дежурный отвечает: «Йес». И мужчина сообщает: «Джерри из хиа!»[24]