И тут его переклинило. Глебу было известно, что в последние годы стало исчезать много людей. Бесследно. Притом разных возрастов и разного общественного положения. Был человек — и нету. Как в воду канул. Или забрали инопланетяне — существовали и такие версии. Но среди некоторых особо впечатлительных молодых людей, больших любителей фэнтези, бродила идейка, что пропавшие люди каким-то хитрым образом попадали в параллельные миры или в другое временное измерение. Может, ему «повезло» очутиться в руках трибунала папской средневековой инквизиции? И теперь придется отвечать по полной программе за чьи-то грехи?

О-о нет, только не это! Глеб хотел вскочить — ноги сами спружинили, но тяжелая лапа служителя, который стоял сзади, припечатала его к сидению табурета, словно плитой кузнечного пресса.

В этот момент сидевший неподвижно, словно истукан, главный «инквизитор» (так Глеб окрестил того черноризца, что находился в центре) пошевелился, открыл рот, и в напряженной тишине помещения (пыточной?) раздался его голос — немного высоковатый для мужчины, но спокойный и холодный, будто лед:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

— Аmen! — дружно повторили вслед за ним два его помощника.

«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь», — перевел про себя Глеб крестное знамение. У него совсем голова пошла кругом. Неужели он каким-то чудом перенесся в средневековый застенок?! Невероятно! «Отче наш…» — Глеб начал лихорадочно вспоминать слова спасительной молитвы (вдруг его нечистый путает?), которую знал, но в голове воцарился такой кавардак, такой сумбур, что он не мог связать и двух слов.

Но дальнейшие события в какой-то мере успокоили Тихомирова-младшего, хотя и не внесли полной ясности в его положение. Он по-прежнему не знал, где находится и с кем имеет дело. А вот почему его затащили в эту «пыточную», Глеб сообразил уже спустя минуту-две после начала допроса. Именно так — настоящего допроса, по всей форме!

— Фамилия, имя, отчество! — резко прокаркал («На русском! слава тебе, Господи!», — подумал Глеб) помощник главного «инквизитора», сидевший слева от него.

— Т-тихомиров… Глеб Николаевич, — запнувшись на фамилии, послушно ответил Глеб.

Затем последовали другие вопросы: где и когда родился, где крестился, в каком ВУЗе учился, семейное положение, чем занимается… На последний вопрос Глеб ответил неопределенно — «сижу на творческих хлебах». Пока дело не дошло до пыток, можно и притемнить немного; кто знает, что это за гоп-компания. Может, какие-нибудь конкуренты, маскирующиеся под средневековых монахов.

Его так и подмывало задать встречный вопрос: «А кто вы такие, люди добрые?», но Тихомиров-младший мысленно прикусил язык. Так они ему и ответят… Это только в американском кино клиент, попавший в положение Глеба, первым дело задает этот дурацкий вопрос. Тюремщики сами скажут, кто они (если сподобятся) и зачем взяли его на цугундер.

Процесс знакомства (а вернее уточнения — того ли зацапали «шестерки»?) закончился быстро, и наконец главный «инквизитор» задал тот самый ключевой вопрос, который Глеб ожидал с душевным трепетом:

— Где находится доктор Юлиуш Ганович?

В груди Глеба сработал какой-то клапан. Он на мгновение перекрыл все вены и артерии, и давление крови упало до нуля; Глеб заледенел. Он еще не понимал, почему его так поразил этот невинный вопрос, не имеющий лично к нему никакого отношения, но нехорошее предчувствие вдруг заполонило все естество Глеба.

— Ганович? О ком это вы? — Он решил для начала прикинуться валенком и потянуть время, чтобы разобраться в ситуации.

— У вас плохо с памятью? Можно освежить ее.

В углу зашевелился помощник «трибунала» — палач, он зашуршал кочережкой, и уголья в жаровне загорелись ярче. О, только не это! — мысленно взмолился Глеб и быстро ответил:

— Ах, да-да-да… Как же, припоминаю, припоминаю. Приходил он к нам как-то… Удивительно компанейский человек. Но я с ним не общался. Он навещал моего отца. Они когда-то были приятелями. А что случилось?

— Где сейчас доктор Ганович? — В голосе «инквизитора» прозвучали совсем уж зловещие нотки.

— Вам ответить честно?

— Другой ответ неприемлем.

— Отвечаю: не имею понятия.

— Вы лжете!

— Вот вам крест! — Глеб перекрестился; при этом тонкие губы «инквизитора» покривились в холодной змеиной ухмылке. — Неужели вы считаете, что уважаемый заграничный пан доктор преклонных лет должен докладывать какому-то практически незнакомому пацану (я видел его впервые) о своих планах. Бред!

— Ладно, поставим вопрос по-иному: куда отправились ваш отец и доктор Ганович?

Опа! В голове щелкнул переключатель и несколько потускневшее от переживаний сознание вдруг осветилось так ярко, словно рядом взорвалась ядерная бомба. Копье Лонгина! Эти комедианты ищут не столько пана доктора, сколько Копье Милосердия, как назвал его отец! Ах ты, мать честная… Куда же это батя опять впутался? Но надо же что-то отвечать…

— Если я сейчас скажу, что понятия не имею, вы не поверите мне…

— Естественно, — подтвердил «инквизитор».

— А я таки скажу. Гад буду! Век воли не видать! По-моему, этими словами клянутся такие конкретные пацаны, как ваши помощники.

Здоровила, стерегший Глеба, под гневным взглядом «инквизитора» поспешно убрал свою украшенную зэковскими наколками лапищу с плеча Тихомирова-младшего. Глеб вздохнул свободней и наконец расправил плечи.

— Значит, по-доброму с вами не договоримся, — скверная ухмылочка снова зазмеилась на бледных губах безликого фанатика.

А что он имеет дело с фанатиками, Глеб уже совершенно не сомневался. Ему приходилось встречаться с таким типом людей. Очень нехорошие люди — это Глеб точно знал. Но еще хуже то, что «инквизитор» разговаривал с едва уловимым иностранным акцентом. И этот акцент явно не имел никакого отношения к прибалтийскому говору. Это открытие совсем не добавляло Глебу уверенности в благополучном исходе его нечаянной одиссеи.

— Что ж, тогда пожалуйте на ложе для упрямцев, — продолжил «инквизитор» и кивком головы отдал приказание двум «шестеркам».

При этом большая часть его лица осветилась почти до глаз, и Глеб заметил, что нос «инквизитора» пересекает длинный тонкий шрам. Но тут же ему стало не до смотрин. Его крепко схватили за руки и ноги и уложили на дыбу. Она была «цивилизованной» — западноевропейского типа. Это Глеб отметил сразу, едва увидел столь распространенное в свое время орудие пыток. Дыба представляла собой деревянное ложе — широкую толстую доску — с валиками на обоих концах. На них разнонаправленно наматывались веревки, растягивая тело и разрывая суставы несчастного.

В момент ослабления веревок подвергнутый пыткам человек испытывал такую же ужасную боль, как и в момент их натяжения. Иногда дыба снабжалась специальными валиками, утыканными шипами, которые разрывали тело жертвы. Глеб с некоторым облегчением успел отметить, что шипы на дыбе «цивилизованных» европейцев отсутствуют. Однако в следующий момент его охватил прямо-таки мистический ужас: неужели Альфред прав и появление в доме Тихомировых призрака Несвижского замка не в черном платье, а в богатом королевском одеянии сулит Глебу смерть на дыбе?! От этого неожиданного прозрения он едва не потерял сознание.