Дальше всадник отправился в сторону огней один. И вдруг из темноты с гиканьем его окружили несколько всадников. Это были татары. Его сбросили с лошади и завернули назад руки. Однако, когда рассмотрели в нем богато одетого человека, ослабили хватку, усадили на коня и доставили к шатру Гирея. Скорее всего, если бы всадник не был одет в богатые одежды, все было бы иначе. По крайней мере, ехал бы он не на коне, а бежал бы вслед за ним с арканом на шее.

Когда его ввели в шатер, он неторопливо, словно перед ним находился его государь, опустился на колени, а затем приложился к полу челом. И хотя было уже позднее время, хан бодрствовал, как и его близкое окружение.

Следуя приказу Годунова, он чуть ли не со слезами на глазах стал жаловаться хану на царя Федора и бояр, а прежде всего на самого Годунова. Но как только переводчик начал перекладывать слова пленника на татарский язык, хан тотчас остановил его. Не время да и неинтересно было хану слушать его слезливую речь.

Когда воцарилась тишина, Гирей полюбопытствовал, отчего это среди ночи в Москве вдруг разразился шум с пальбой. На этот вопрос хана беглец ответствовал, что это подошла помощь к московскому царю из Новгорода и Польши. Примерно тысяч тридцать воинов. Поэтому и поднялась в городе такая стрельба.

И как только хан услышал о подошедшей подмоге, он тотчас вскочил на ноги и стал что-то быстро говорить со своим окружением. Среди них поднялся спор. Один же кричал громче всех, указывая тонким острым пальцем на беглеца.

Затем перебежчика подняли с земли и, сорвав с него богатые одежды, выволокли из шатра. Потому что хан распорядился допросить пленника, применив пытки, дабы узнать, действительно ли прибыли в Москву дополнительные силы и в каком количестве.

Лазутчики, которых в течение ночи отправлял Годунов к татарскому стану, возвращались без каких-либо вестей. Но на рассвете в лагере противника наступила тишина. Чем она была вызвана — сказать никто не мог.

И лишь когда выглянуло солнце и рассеялся туман, лазутчики увидели догорающие костры и совершенно пустой лагерь. Хан поверил пленнику. Ведь тот не отказался от своих слов даже под самой жестокой пыткой.

Что же касается «перебежчика», сумевшего обмануть хана Гирея и тем самым спасти Москву, то его ни живого, ни мертвого так и не нашли. А царь, держа слово, повелел отслужить по нем панихиду.

Призрак решил исход… битвы

20 сентября 1792 года у селения Вальма прусская армия после артиллерийской подготовки попыталась атаковать позиции французов. Но эта вылазка оказалась неудачной, и пруссаки вынуждены были отступить. Причем не просто отошли на исходные позиции, а совсем оставили французскую территорию.

Объяснить же столь спешное отступление прусских войск какими-то серьезными причинами было невозможно. И поэтому даже сам Наполеон I считал это отступление весьма таинственным. Ведь неудачная атака пруссаков вовсе не была столь трагичной, чтобы привести к отступлению.

Конечно, можно было бы долго рассуждать по поводу внезапного отступления прусских войск, но это вряд ли заинтересует широкого читателя, тем более что подобный разговор слишком далеко уведет нас от основной темы: шпионажа.

Но вот еще на одном объяснении поспешного отступления пруссаков следует остановиться более подробно. И прежде всего потому, что очень уж оно необычное. Появилось же оно в 1839 году, спустя почти полстолетия после битвы при Вальме, в одной из французских газет.

Авторство гипотезы принадлежало аббату Сабатье, участвовавшего во многих событиях того времени и, безусловно, знавшего немало известных людей той поры. В частности, аббат находился в дружеских отношениях с Бомарше, от которого и узнал историю, о которой рассказал читателям газеты.

…В сентябре 1792 года знаменитый писатель отбыл в Париж проведать своего старинного товарища, популярного комедийного актера Флери. Но его дома не застал. Позже выяснилось, что чуть больше недели назад он уехал в Верден. Эта новость весьма удивила Бомарше, поскольку город был занят пруссаками и присутствие там парижского комика было неуместным…

Прошло какое-то время, и Бомарше опять наведался к Флери. Теперь актер оказался дома. И писатель, безусловно, решил выяснить, почему Флери уехал в оккупированный пруссаками Верден. Но актер, обычно любивший поболтать, на этот раз категорически отказался вести разговор о поездке в Верден. Более того, он стал доказывать Бомарше, что вообще в это время находился в Париже.

Столь необычное поведение товарища еще сильнее возбудило любопытство Бомарше. И тогда он решил объяснить отлучку актера из Парижа в Верден экстравагантной историей, которая, как ни странно, спустя какое-то время косвенно подтвердилась…

Оказывается, как раз накануне сражения прусский король Фридрих Вильгельм II устроил бал в честь прусских военных и французских дворян-роялистов. При этом следует учесть, что Вильгельм II являлся племянником Фридриха II, почти полвека управлявшего Пруссией. Но, в отличие от своего умного, образованного и ловкого дяди Фридрих-Вильгельм был человеком туповатым, к тому же верил в оккультизм и состоял в ряде мистических обществ.

Так вот, когда гости вовсю веселились, к королю подошел неизвестный человек, одетый в черный костюм, и тихим голосом произнес короткую фразу. Фридрих Вильгельм вздрогнул и, подчиняясь знаку, поданному ему незнакомцем, покинул зал.

Когда же король и незнакомец оказались в небольшой комнате, освещаемой лишь игрой пламени, вырывавшегося из камина, человек в черном исчез. Испугавшись, что его заманили в ловушку, Вильгельм тоже собрался последовать его примеру. Но вдруг услышал спокойный, слегка приглушенный голос, точно он раздавался из потустороннего мира.

— Не уходи, а внимательно выслушай меня. — В полутьме король заметил какую-то фигуру. А когда присмотрелся, то чуть не лишился рассудка: перед ним стоял… его покойный дядя. То же сухощавое лицо, плохо побритые щеки, упрямый профиль, сутулые плечи. И сюртук, известный почти любому, кто хоть однажды видел покойного короля в последние годы его жизни.

— Ты узнал меня? — произнес призрак голосом покойного короля. Спустя минуту, убедившись, что его слушают с большим вниманием и почтением, привидение продолжило: — Когда-то я назвал тебя не просто своим племянником, а сыном. Так вот, сейчас я явился к тебе потребовать сыновнего послушания.

И привидение рассказало Фридриху Вильгельму, что французские роялисты втянули Пруссию в сомнительное мероприятие, а французы не хотят чужого вмешательства в дела своей страны…

Бомарше собрал все разговоры, циркулировавшие в ту пору в столичных салонах, и, сравнив их с той информацией, которая была ему известна, пришел к выводу, о котором он и рассказал аббату Сабатье: актер ездил в Верден,