Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда нам нужно поторопиться… — пробежавшись поцелуями по шее, стягивает с меня футболку.
Мои пальцы касаются его теплой груди. Провожу вниз по животу чувствуя, как напрягаются и подрагивают мышцы. Зарывшись пальцами мне в волосы, оттягивая за них приподнимает лицо, и тут же медленно и нежно скользит языком по губам. Приятно, остро, трепетно. Но хочется большего. И я дотрагиваюсь до вздыбленного члена.
— Кусочка мне мало, я хочу тебя всю… — шумный вдох и горячий выдох мне в шею. Град быстрых поцелуев обрушивается на лицо. Верх от купальника отлетает в сторону. Теплая ладонь сжимает грудь, посылая по телу электрические импульсы. И отправляясь вниз, скользит по животу. Сделав небольшой круг возле пупка, спускается еще ниже.
— Поцелуй меня, — прошу шепотом, привставая на цыпочки, чтобы прильнуть ближе.
И он впивается, вызывая у меня внизу живота теплое томительное ощущение.
Кружась и целуясь, мы скидываем ненужную одежду. Подхватив под бедра, смотрит на меня горящим взглядом и укладывает на диван. Нависая сверху, скользит языком по шее. Целует грудь. Катает языком соски. Его руки блуждают по телу. Оглаживают, обжигают, сминают. Оно дрожит и извивается от прикосновений. Внутри волной разливается жар, и я развожу ноги. Спускаясь ладонью по его груди, черчу ногтями от пупка вниз, обхватываю член и направляю в себя. Он врывается одним движением до конца.
— Ммм! — выгибаюсь и часто душу.
— Больно?
Закусив губу, мотаю головой закрыв глаза. Стиснув сильнее, бормочет мне на ухо.
— Прости. Я не смогу сейчас медленно и нежно. Не смогу…
И не надо!
Подаюсь бедрами вверх, он делает несколько плавных толчков растягивая. И потом снова глубокий.
— Ты принимаешь таблетки?
Отрицательно кручу головой.
— Я успею, — кивнув, окольцовываю его ногами.
Он резко и быстро вбивается в меня, то прикусывая подбородок, то гуляя горячим языком по шее так, что меня продирает, будто когтями по позвоночнику. Тело горит и отвечает на его глубокие толчки короткими сильными спазмами удовольствия.
Скольжу ладонями по его спине, вжимаюсь пальцами в плечи, черчу ногтями бороздки в волосах. Он что-то шепчет мне на ухо, но я не улавливаю слов. А потом стискивает крепче, и на волне сокращений внутри меня, ворвавшись языком в рот, вдруг с хриплым стоном резко выходит. Окатывая мой живот и лобок спермой.
Часто дышит, прижимая к себе. Я чувствую, как его тело подрагивает, выпуская напряжение.
— Совсем голову из-за тебя потерял, как пацан… — тихо смеялся, чмокнув в плечо. — Я чистый, в этом плане можешь не беспокоиться…
— Я и не беспокоюсь…
Перекатываясь, укладывает меня себе на грудь. Медленно гладит спину, бедра, трется подбородком о лоб.
— Может ну ее нафиг, эту бухту? Чего мы там не видели?
— Ну уж нет! — выкручиваюсь из его объятий и выпрямляюсь на нем.
— Пойдем!
— Куда? — лениво потягивается
— Куда-нибудь поедим.
— О-о-о! Проголодалась? — подмигивая, ловит мою руку, сцепляя замком ладони. — Секс он такой, да. Сжигает кучу калорий. Ой! — получает от меня тычок. — Хорошо, мы будем им только заниматься, говорить о нем не будем, — провакационно обводит пальцем ореолу, задевая сосок. — Какая прелесть, ты краснеешь…
Глава 30
На стоянке аэропорта нас ожидал припаркованный внедорожник Виктора.
Черная Тайота лохматого года, за счет округлых форм и холености, выглядела, как сытый домашний питомец, давно ставший членом семьи, которому частенько перепадает любимое лакомство.
В ночной стылости, после южного солнца, распахнутая передо мной дверь автомобиля казалась пристанищем тепла и уюта.
— Добро пожаловать в жаркие объятия Росинанта, — театрально расшаркался Рыжий.
— А что ж ты его мне сразу не представил? — притворно возмущаюсь, пристегивая ремень. — У меня, кстати, машину зовут Муха.
— Ни один мужик, не хочет выглядеть свихнувшимся чудиком перед девушкой, которая нравится… А тут я такой, с полным набором — Виктор, Росинант, Жорик…Обнажение души, знаешь ли…это степень доверия к избранным.
— Даже боюсь представить кто такой Жорик…
— Морской хряк…
— У тебя есть морская свинка? — расширяются мои глаза от восторга.
— Так уж получилось, — неопределенно пожимает плечами. — Смотри… — листает фотки в телефоне с упитанным таким, рыжим грызуном. Сверкая зубами, Жорик сидя на плече, льнет к Линцу, толкаясь щекастой головешкой снизу в челюсть.
— Какой классный…на тебя чем-то похож!
— Ага…такой же красавец… — показывает снимок, где корчит уморительную гримасу, копируя морду Жорика, прижатую к его лицу.
— Ооо, — смеюсь над ними. — А почему Жорик?
— Потому что — прожорлив, жаден и ленив…но при всем при этом, очень, очень хороший и добрый мальчик…
Мои губы растягиваются в улыбке, от любовной характеристики зверька.
— А Росинант?
— Оо, да тут совсем просто. Достался мне изнуренной старой клячей, — убирает телефон и заводит своего Росинанта. — Но видишь, я его откормил, подлечил и он служит мне верой и правдой…чем не Росинант? А что, звучит гордо…РРРосинант! — вздернул головой и заржал, как конь. — Сервантеса-то, в наше время мало кто читал, так что я вру непосвященным, что Росинант в переводе с испанского означает Скакун, — и снова ржет конем, а я над ним.
Действительно, если б мне такое «обнажение души» Линц продемонстрировал при первой встрече, «с большим приветом» — было бы самым мягким эпитетом для бородатого детины… Ну а так…Да…просто жизнерадостный
— А у тебя почему Муха?
— Маленькая, шустренькая, пузатенькая.
— Пыжик?
— Нет, но близко.
— Ситроен? — включив поворотник, выезжает со стоянки.
— Бинго!
— Маленькая машинка для маленькой девочки? — поглядывая на меня врубает магнитолу и печку. По салону разливаются музыка и приятное тепло.
— Это был подарок!
— Лепрекона? Красненькая поди? — в голосе слышна насмешка.
— Желтенькая. А красненькая у Вали.
— О-о-о! Отличный выбор первой машины для дочери, — тут же переобувается, и я прыскаю от смеха.
— С чего ты взял, что отца?
— Ты живешь с мужчиной, и забота о своей женщине его обязанность.… - хмурясь, морщит лоб. — И если Лепрекон не идиот, и не жмот, а машинка у тебя маленькая, значит это еще автомобиль для оттачивания навыков вождения, то есть первый…Что-то мне подсказывает, что мама скорее бы подарила украшение…остается отец.
Возразить было нечего, да и незачем. За окном в темноте мелькали фонарные столбы. Часы на приборной панели показывали половину первого. Вот он и наступил новый день, в котором волей-неволей всплыла банальная проза жизни с ее неопределенностью.
И опять я вернулась к тому, от чего так усиленно пряталась. Ответу на вопрос: «Что делать?», которого у меня все еще не было…
Виктор ничего не предлагал.