Это было косвенное указание на то, что каждый визит в храм необходимо завершать подношением, только тогда и будет некоторый результат. Монах не стесняется протягивать пустую плошку!

Он сидел на веранде тихо, в углу, пришедшие разваливались вокруг, кое-кто ложился в гамаки. Д. улыбался всем помаленьку, разливал чай по разномастным сосудам, закуривал самокруточку, мягко и доброжелательно отвечал на вопросы, подарил одному из посетителей, которого он знал по прошлым годам, маленькую книжечку на английском о своем боге, об Ашвиме.

Да, теперь в сезон дождей он не возвращается в Россию, а ездит по монастырям, иногда ночует в лесах.

Пища – что будет. Всегда ведь жаль тратить время на жизнеобеспечение.

Что поделывает? Ничего не поделывает. Иногда возникает какое-то желание, но потом уходит.

Дневников? Нет, не ведет уже.

Главное (произнес Д. тихо и с улыбкой) – это мыслить без образов.

Тут Москва (он так называл про себя всех сразу и каждого по отдельности) немедленно и живо возразила, что человек ведь всегда мыслит образами, это обыденный строй движения сознания.

Москва жаждала внимания!

Д. внимательно слушал.

Она говорила: человек ведь представляет себе будущее в картинках и соображает насчет этой картинки, как этого достичь или избежать. А также мысль, проворачивая в воображении сцены из прошлого, близкого или далекого, может зацепиться за одну деталь, что опять-таки вызовет поток ассоциаций, тревог и вопросов, которые приведут ко все новым картинкам из жизни (могут быть и воображаемые, не пережитые кадры – представления о чем-нибудь, почерпнутые из литературы, из телевидения, кино, рассказов, или продиктованные собственными темными желаниями).

– Вот что такое мышление! – торжественно воскликнула Москва.

И оно не дает спать, заключила Москва.

Все эти воспоминания или представления (продолжала она) в бывшем и будущем эмоционально окрашены. Будущее чаще всего ставит проблемы, и человек их заблаговременно решает, пытается упорядочить, организовать, спланировать путь спасения. Поэтому будущее в основе своей имеет эмоционально-стрессовую окраску, то есть отрицательный тон. Там, в будущем, хлопоты, заботы, попытка выйти из опасной ситуации, если все кругом рушится. На это часто уходит вся ночь.

Д. в ответ на такие речи мягко улыбался, всем своим видом говоря, что не стоит, не надо так говорить и думать. Не это главное!

Москва же не унималась.

Воспоминание о ближайшем и прошедшем – это либо положительные эмоции (покой, довольство, радость), либо отрицательные (обиды, усталость, неустроенность, страх, бедность, непризнанность, тревога и т. д.).

Москва далее говорила, что отрицательные эмоции не заканчиваются в прошлом, в этом их отличие от положительных – они вынужденно проецируются в будущее.

Так вещала Москва.

Д. уже привык, что люди часто приходят не для того, чтобы слушать, а затем чтобы самовыразиться. Самое интересное для них – это они сами, и с таким положением дел надо считаться.

Поэтому Д. ни единым словом или жестом не стал возражать, он доброжелательно молчал.

Москва толковала:

– Боязнь повторения обид, попытка придумать выход из положения – все это не ограничивается концом дня, переходит на завтра. Поэтому ночь – опасное время. Отрицательные эмоции имеют свойство заполнять собою все мысли человека, в том числе и представляемое им будущее. Бессонница, бессонница, шурум-бурум, шурум-бурум.

Бормочут одно и то же, одно и то же.

Д. же думал все время о другом.

Он заметил:

– Вам бы, конечно, стоило бы встретиться с дуду. Он может помочь разорвать дурной круг мыслей. Он дает ряд упражнений, питание. Дает перстень, не всем, кому очень нужно. Проблема сна – это то, с чем его ученики, даже новые, не сталкиваются уже.

Группа насторожилась. Д. знал что говорил.

– О, давайте! Да!

– Понимаете, я сказал «стоило бы встретиться». На самом деле у дуду сегодня очень много страждущих в очереди. Вы же уезжаете завтра? Сейчас группа из Израиля, потом паломники, занятия с учениками. Я не знаю, удастся ли как-то попасть к дуду.

Ну поговорите там с кем-то, сказала Москва.

Д. тихо сидел, покуривая самокрутку.

В день он разрешал себе четыре сигареты.

Москва нюхала дым с пониманием. Некоторые закурили то же самое, если можно, то можно. Расслабились, пили чаек.

– Очень было бы неплохо встретиться нам с дуду. Вот если прямо сейчас? У нас до ужина сколько? Час есть?

Все закивали и выжидательно посмотрели на Д.

Он улыбнулся:

– Не уверен, не уверен. Простите. Об этом надо заранее договариваться.

– За сколько заранее?

– За две недели. Там, по-моему, запись. Я не посвящен в эти дела.

– С кем можно поговорить?

Пауза. Д. тихо улыбается.

– Ну, вы со мной уже говорите.

– И что?

– Ну, я вам уже ответил.

– Ну ведь храм нуждается ведь, нуждается в поддержании, мы можем это понять.

Москва загалдела, что долго готовилась к этой поездке.

Кто-то даже запальчиво заявил, что никто из непосвященных не способен отличить обычного курильщика гашиша от свиддхи.

– Вы ведь он? Вы свиддхи? Нам сказали уже.

Д. отвечал с улыбкой, что половина мира знает о маджиентре и дередхонадхах, и что из того?

Раздался голос:

– Вот вы, вы ведь можете убить человека?

Д. отвечал тихо и неуверенно, что рано или поздно определенные способности приходят, если правильно и под руководством дуду проходить практики, но нет смысла говорить о них, если их нет…

– А если есть? Мы знаем историю про одного дандрика, который поклонялся баламутхе и как раз владел способностью убивать.

Д. слышал эту историю раз десять.

– Он убил восемь человек, все погибли от внутреннего кровотечения, одинаковый диагноз у всей группы! И тогда к нему пришел учитель, и дандрик умер от белой проказы!

Д. не отвечал. Москва продолжала:

– Мы читали, что одного ученика один дуду посадил вместе с другими на шманджане на двадцать один день с заданием повторять мшандру. И он сидел в последние дни там, куда бедные люди пришли сжигать своего покойника. Сдвинуться во время чтения было нельзя, а костер уже горел. В последний день по недосмотру организаторов костер погас, и половина туловища бедняка не успела сгореть. И на последнем круге мшандры покойник встал из костра и пошел на этого ученика. Тот перестал читать мшандру, оторопел. Тот шел половиной туловища. Тот вспомнил, что говорил учитель, и продолжил читать последний круг. И бедняк вернулся в костер, упал, и тело его догорело синим пламенем, так?