Сердце ее бешено колотилось.

Она изо всех сил мчалась к воротам, а рядом с ней, подпрыгивая, несся Бумажка. Недаром она его кормила и бегала с ним.

Пока Крошка, путаясь в пальцах, открывала ключом калитку, Артем ее догнал. И кинулся с кулаком, бить по голове. Одновременно он закричал: «Фас!»

И Бумажка прыгнул на него и свалил с ног.

То есть показал, что его учили не зря.

Крошка выскочила на волю, закрыла дверцу и тут же заперла ее.

Пока он пойдет за ключами, можно будет спрятаться где-нибудь. Дождь идет, Артему не захочется мокнуть.

Крошка шла быстро, чтобы не замерзнуть. Шла-то шла, а вот куда? Придется опять ехать к маме, к ее сестре на дачу. Там хоть тепло и накормят. Тетка начнет орать, но ничего. Там мама.

Через километр будет остановка автобуса.

Было зверски холодно, Крошку колотил озноб. Страшно тошнило. Может быть, правда, на нервной почве Артем мог ее убить, он собой не владел. Умница Бумажка!

Мимо проезжали машины, Крошка автоматически вскидывала руку, но не оглядывалась – не хотела, чтобы ее узнали. В поселке все считывают информацию буквально сразу же. Нарик Артем выгнал очередную шлюху. А опустить голову в капюшоне и быстро нырнуть на заднее сиденье – водитель и не увидит.

Одна машина остановилась. Крошка, отвернувшись, сказала: «До станции довезете?»

И тут из окна машины протянулась рука и грубо сдернула сумочку с плеча Крошки. Водитель дал газу.

Это был красный «мерс» Артема.

Машина умчалась в сторону станции. В ней сидела и женщина.

Спустя несколько минут раздался взрыв.

Крошка пошла быстрее.

Впереди на дороге валялся ее паспорт, щетка и – через метров двадцать – сумка.

Выбросили.

Крошка подняла сумку. Ключей там не было.

Еще один взрыв.

Над деревьями возникла кудрявая шапка черного дыма.

Крошка побежала.

«Мерседес» вклинился в дерево и горел. Передняя его часть была всмятку. Лобовые стекла осыпались, кабина ушла в ствол.

И два мужика стояли невдалеке, около своей машины.

– Не вписался в поворот, шел на скорости, – сказал один. – О как полыхает. Не подойти.

– Двести было, я видел. Мимо просвистел. А потом стал разворачиваться и вмазался в дерево, – подтвердил другой. – Зачем спешил? Уже третий раз бьются на этом месте.

– Это из дома на улице Ленина. Наркаш. У него и родители так погибли. От судьба! Как звали-то его? Дима? Нет вроде.

Крошка тут же сообщила его имя.

– Знали его?

– Да, сосед наш был. Я у Карины жила, угол Дзержинского и Ленина.

– А я на плотине вас с ней видел. Сколько раз я ей говорил, продай мне землю. Все равно посторонние у тебя живут! И ему говорил, продай. Купишь двушку в Москве. Вот тем и кончается.

Бедная Крошка добиралась до мамы, заранее представляя себе, как тетка будет опять якобы горевать над их судьбой, а на самом деле злиться… Что была огроменная квартира, наша родина, никому попользоваться не давали, они бы с удовольствием туда переехали. Трое детей у них да взрослых трое! Таков был подлинный подтекст всех этих ее сочувственных речей. То, что они не признавали ту пропавшую квартиру жильем – как вы там, дикие люди, обходитесь без ванной и в подвале! – как-то не вспоминалось.

Но Крошку встретил брат Миша.

Его «жигуленок» стоял у ворот.

Он только приехал.

– Олька, – сказал он, – твоего мужа два дня назад застрелили у ресторана на Кропоткинской.

– О господи, – только и произнесла она.

– В общем, так, это в «Московском комсомольце» я прочел, тремя выстрелами на пороге кафе на Кропоткинской убит бизнесмен такой-то. Имя и фамилия совпадают? И с ним женщину, имя ее выясняется.

Крошка кивнула:

– Наверно, его черный нотариус.

– Тоже мне, бизнесмен! Но если его убили, может, и правда, он бизнесмен? Крошка, ты его жена. Это ты его наследница! Вдруг удастся квартиру вернуть! Надо проверить, что он купил, он ведь вместо этой нашей берлоги должен же был купить себе жилье? Я ехал маме сказать, но пока что помолчим. Тетя Вера ею всегда руководит в свою пользу. Типа это наша общая была жилплощадь… мы типа там родилися…

– Да-да, она так злилась на меня! Честно, совершенно не хочется к тете Вере. Как вспомню, так тошнит.

– Садись в машину, поедем, обрадуем мою Лизку.

– Да нет, я буду тут ночевать, – ответила внезапно поумневшая Крошка.

То есть она представила себе, что вот обрадовали Лизку, а потом ведь ночевать Лизка не оставит, все равно придется уходить…

Как будто Крошка уже заботилась о несчастном зародыше, который столько сегодня вынес. Мало того, думая о нем, она вдруг поняла, что наследники-то мы, а не вы все. Но потом устыдилась. Однако затем переборола себя и решила, что купит маме и Мишке по однушке. И хватит.

Надо думать о судьбе дитя.

Спустя полгода Ольга вступила во владение огромной квартирой своего якобы мужа (верхний этаж новостройки с видом на Кремль, 250 метров, балкон по периметру). И, разбирая его бумаги, она нашла акт купли-продажи особняка в поселке Х у продавца Артема по фамилии Z…

Тот поселок и тот дворец. И тот Артем. Собака Бумажка.

Вот это уже было совершенно невероятное совпадение! Какой-то мистический случай… Но потом Ольга поняла, что она сама была рукой той самой судьбы – когда отдала пакет с документами на дачный особняк Артема своему якобы мужу, чтобы он заплатил налог на землю. Таким образом, это от нее так называемый муж получил все документы на дом, и черный нотариус, та баба, о которой он говорил, оформила поддельный акт продажи дома. И нет никого, кто бы оспорил эту продажу. Сестра его вообще не наследница – а ведь за эти полгода она наверняка вступила в права на дом! Ну, мы подложим ей бомбу. За ее бедного искалеченного братика. Нашего папочку.

В крайнем случае сделаем генетический анализ – ведь моя будущая Таиса, она дочь Артема.

Таким образом, как мы и обещали в начале, Крошка и ее еще не родившаяся дочь за одно мгновение (за два) стали долларовыми миллионершами.

И в следующий Новый год крошечная Таечка дико испугалась Деда Мороза, она вцепилась в бабушкино плечо и открыла ротик, и тогда Дед Мороз стащил нос и шапку и сказал:

– Это мама, мама твоя, ну что ты, доченька. Это же я, Крошка!

За окном одинокий Богдан взорвал петарду, чтобы их дом был не хуже других, и его компаньон Бумажка, супермен с нежной душой, визгливо залаял.