и не дождаться, а может в день три-четыре. Смотрите, сейчас они попытаются отловить его.

Калибровщики начали делать пассы над шаром и хватать что-то невидимое, запуская в туманную массу руки. Один даже забрался туда с головой, и я видел только ноги ниже колен. Файгман не вытерпел и тоже подбежал к шару. Четверо у досок застыли, и Штейн кивнул им: помогайте, помогайте.

Снова выскочил протуберанец, но уже не такой длинный. Ещё одно ПС?

— Тот же, — шепнул Штейн. — Это он мечется, ищет носителя.

Метания походили на рождение новой жизни. Она как будто дёргалась, искала выход, но вместе с тем боялась, а калибровщики тянули её к свету. Эдакие добрые акушеры. Меня, наоборот, если я правильно понимаю, будут в этот шар заталкивать.

К открытому небу рванул третий протуберанец и расплылся светло-сиреневой дымкой.

— Ушёл! — с досадой выкрикнул Файгман, и ударил кулаком по ладони.

— Он как будто на скачках проиграл, — повернулся я к Штейну.

— Его неудовольствие понятно. Перемещённые сознания, взятые из пространства, обучать намного проще. Они как глина в пальцах скульптора, какую форму придашь, тем и станут. У нас большая нехватка оперативного состава.

— Армию что ли создаёте?

— Какая армия, что вы. Мы отправляем их в различные эпохи, дабы иметь более точные сведения об исторических процессах. Читали отчёты? Люди проживают целые жизни, потом возвращаются и снова уходят. Но возвращаются не все. Мы не бессмертны, к сожалению.

— Стилос?

— Это лишь одна из причин.

— Понятно. А если…

— Достаточно вопросов, Егор. Идёмте.

Он подвёл меня к шару. Я почувствовал, как щеки коснулось нечто мягкое, словно паучья лапка. Ещё мгновенье — и подкрадётся сам паук, и вонзит в меня ядовитое жало.

Плечи передёрнулись. Одно дело отправляться в калибровку, когда ты ни сном, ни духом, и совсем другое, когда тебя приговаривают к этому, как преступника, да ещё палач раскладывает перед тобой свои инструменты. Господи, пронеси!

— Что меня ждёт?

— Главное не нервничайте, всё будет хорошо. Учебная калибровка — это обычная ситуация, из которой вы должны попробовать найти выход. Воспринимайте происходящее как экскурсию.

— Если всё будет хорошо… В чём же наказание?

— Это не наказание, это чтобы встряхнуть вас, настроить на учёбу. Вы получите определённые ощущения. Болевые, эмоциональные. Но, как я уже говорил, полчаса — и всё закончится.

Чем дольше я ждал начала калибровки, тем страшнее становилось. Не обоссаться бы. Куда эти калибраторы хотят меня всунуть? В жерло Везувия? На Титаник? В речку с крокодилами?

Я напрягся…

Калибровка 6.0

Я стоял среди толпы…

Нет, не так.

Мы стояли среди толпы. Руки связаны за спиной, каждого держал за ворот мужчина с дробовиком и звездой помощника шерифа на лацкане пиджака. Вокруг люди. Со всех сторон смешки, плевки, ругательства — и общее настроение праздника. Играла музыка, взрослые грызли варёную кукурузу, у детей в глазах замерло любопытство. Небольшая площадь, зажатая между зданием городской ратуши, банком, отелем и салуном, едва вмещала всех желающих. Девочки из борделя «Грязные голубки» в вызывающе открытых платьях разместились на балконе салуна, махали знакомым, смеялись, зазывали клиентов. Вон та тоненькая, вторая слева, ещё три дня назад скакала на мне, как настоящая индейская скво на мустанге, а сегодня ведёт себя так, будто не с меня её сняли. В изящной ручке высокий стакан. Эх, я бы глотнул…

Стоп!

Я Георгий Саламанов, восходящий. За неподобающее поведение меня закинули в какую-то хренову учебную калибровку. Задания кого-то завалить у меня нет, просто нужно найти выход из ситуации… Из какой, вашу мать, ситуации?

В затылке скопилась тупая ноющая боль — целый комок боли! — но в жгут мозги не сворачивались, значит, я и в самом деле свободен в выборе.

А какой у меня выбор?

Для начала надо понять, где я, кто я и что вообще происходит?

Я напрягся, выдёргивая из памяти носителя информацию о нём. Имя: Плешивый Билл. Плешивый — потому что лет восемь назад арапахо зажали меня, то бишь его, на Орегонской тропе и сняли с головы половину скальпа. Снимали по живому. Двое держали, третий медленно, с наслаждением расчерчивал голову ножом. Аарон Корни — он, кстати, стоял сейчас первым в нашей цепочке — всадил в одного заряд дроби, двое других отскочили, взмахнули томагавками, и Аарон разрядил в них свой армейский кольт. Он спас меня в тот день, но только для того, чтобы сегодня нас повесили.

Свинство!

В центре площади стояла п-образная виселица и четыре петли на ней. Нас поочерёдно подняли на эшафот, велели встать на невысокие скамеечки и накинули петли на шеи. Я прикинул: когда скамеечку выбьют, то мне не хватит буквально пары сантиметров, чтобы дотянутся носками сапог до настила. Математики хреновы. Всё рассчитали. Хотят, чтобы мы мучились.

Я отыскал взглядом Аарона. Он стоял с закрытыми глазами, кончики длинных усов подрагивали, губы беззвучно шевелились, читая молитву. Он всегда отличался набожностью, наш Аарон, правда, это не мешало ему грабить дилижансы и поезда. Дограбились! Три дня назад мы приехали в этот городишко, дабы отсидеться после очередного дела, но пинки[44] выследили нас и взяли в самый интимный момент. Их старший намеревался отправить всю нашу банду в Омаху, в штаб-квартиру Юнион Пасифик, которой мы изрядно задолжали за пару взорванных вагонов, но местный шериф сказал, что ему мы тоже должны.

Ну, Штейн, ну, удружил. Во время третьей калибровки меня вздёрнули в похожем городке и похожим способом, и это была самая запоминающаяся смерть. Не представляю, какая может с ней сравнится из тех, что я успел пережить. Воздуха не хватает, лёгкие разрываются, хочется закричать, а нечем. А потом ты чувствуешь, как моча течёт по ляжкам.

Тьфу. Надо как-то из этого выбираться. Кстати, это и есть моя задача: найти выход из ситуации. Но вот какой выход? Руки связаны, на шее петля, по периметру вертухаи. Что придумать?

— Шериф.

— Чего тебе? — с неохотой отозвался тот.

— Как насчёт последнего желания?

— Не предусмотрено.

— Смертнику полагается.

— Заткнись.

— Люди! — я выкрикнул так, что первые ряды зрителей вздрогнули. — Шериф отказывает мне в последнем желании. Пусть я бандит и убийца, но вы-то добропорядочные граждане, в церковь ходите. Не откажите преступнику в законной справедливости.

Народ зашевелился. Намечающаяся казнь становилась интересней.

— Чего просишь, Плешивый?

Я кивнул на балкон.

— Вон ту шлюху.

Тоненькая едва не выронила стакан, а площадь рассмеялась.

— Перегрелся что ли?

Я состроил жалостливую физиономию.

— Имейте совесть, люди. На том свете одни черти да ангелы, существа бесполые. Что с ними делать? А