– Вот так, пей медленными глотками.

– Я в поряд-дке, – прозаикалась Малена. Странно, но ей не поверили. Впрочем, герцогесса постепенно приходила в себя.

– Мне надо извиниться перед вашими родителями за эту безобразную сцену.

– Ты в ней не виновата. А если кому и надо извиняться – так это Анжелке. Вот гадкая тварь, – сморщила нос Нателла. – Дэйви на ней не женится, надеюсь, и поделом стервозе.

– Дэйви? – выцепила Малена.

Давид потупился.

– Так меня называют в кругу семьи.

– Мне нравится. Намного лучше звучит, чем Додик.

А Антон отвернулся. Ну и наплевать на него. Герцогесса Домбрийская не унизится до влюбленности в труса.

А все равно больно. И Малена знала, что болеть будет еще долго.

– Вот и чудненько. Ты, считай, почти член семьи…

Малена открыла и глаза, и рот. И чудом не уронила стакан.

– Я?!

Нателла поглядела на брата:

– Эм-м-м… Малена, а ничего, что Давид при всех назвал тебя своей невестой?

Ответом брату и сестре было выражение самого искреннего изумления. Кем, простите, назвал? А ее спросить никто не хочет?

Нателла поняла, что где-то ошиблась, кашлянула и поднялась.

– Извините. Я сейчас вернусь.

Дверь и в этот раз не скрипнула. Малена поглядела на Давида.

– Я что-то пропустила?

Редкое зрелище – смущенный господин Асатиани. У него даже уши покраснели.

– Я… ты выйдешь за меня замуж?

Малена даже головой помотала.

– Давид, ты с ума сошел? Ну кто ты, а кто я?

– Кто ты – весь город завтра знать будет.

Малена хмыкнула.

– И что это дает? Я все равно тебе не пара.

– И почему это звучит так: «Я тебе не пара, ты ниже меня»? – разозлился Давид.

– Потому что мне не нужна любовь из жалости и предложение из милости.

– Что?! Малена, ты дура? Я в тебя, наверное, влюбился еще тогда, после аттракционов… а может, и раньше.

Малена поглядела в черные глаза. Поняла, что ей говорят абсолютную правду. И вздохнула.

– Наверное, дура. Но счастливая…

Давид притянул девушку к себе поближе – и поцеловал, не обращая внимания ни на красные глаза, ни на размазанную косметику. И…

«Везет же некоторым. А я с Лораном целовалась в качестве первого опыта…»

Матильда и поручик Ржевский обладали одним общим качеством. Они решительно опошляли любой торжественный момент.

* * *

Увы, нормально выяснить отношения молодым людям не дали.

– Дэйви, я так за вас рада! Это лучший подарок, который ты мог мне сделать на день рождения!

София Рустамовна просто лучилась счастьем, словно обогащенный уран – изотопами. Эдуард Давидович тоже улыбался.

– Что ж, сын. Хороший выбор. Достойный.

Давид кивнул:

– Я знал, что вы одобрите.

Малена кашлянула.

– Простите…

Ответом были три темных восточных взгляда.

– Давайте обговорим этот вопрос, когда все мы придем в себя? Скажите, а где сейчас моя мать?

– В комнате для гостей, – пожала плечами София Рустамовна.

Малена поднялась. Да уж, этот день еще не закончился.

– С вашего позволения, мне надо поставить точку в этой истории. Где находится комната для гостей?

– Прямо по коридору, до конца, потом налево и вниз. Вторая комната от лестницы по левой стороне.

– Благодарю вас.

Трое Асатиани пронаблюдали, как Малена выходит из комнаты.

Плечи расправлены, голова высоко поднята, и не скажешь, что несколько минут назад девушка была чуть ли не в истерике. И неудивительно.

Монастырское воспитание – оно такое. Если не сломает, то научит всегда и везде держать лицо. Привитое кровью и болью самообладание наложилось на кровь Домбрийских – и получилась адская смесь.

– Ты всерьез со свадьбой? – уточнил Эдуард у сына.

Давид набычился.

– А что – похоже на шутку?

– Очень своеобразная девушка. Очень…

– Папа хочет сказать, что такую упускать никак нельзя, – пояснила София Рустамовна.

– Вы не против?

Эдуард покачал головой.

– Мне хотелось бы, чтобы вы с Анжелкой… Но знаешь… бабка твою Малену потрясающе воспитала. Это дороже денег.

Давид сверкнул глазами.

– Да уж надеюсь. И насчет Анжелки…

– Я поговорю. А откуда твоя Малена знакома с Ольгой Викторовной?

Давид только плечами пожал.

– Не знаю. Она мне не докладывала.

Эдуард вздохнул.

– Иди догоняй свою невесту. А то уедет одна, насколько я понимаю?

Давид кивнул и быстро вышел из комнаты.

* * *

«Любящую мамочку» Малена нашла в гостевой комнате. Мария Домашкина сидела в шикарном кресле и что-то жевала, обсыпая подбородки и юбку крошками.

Малену она заметила не сразу, и это дало герцогессе пару минут – пообщаться с сестрой.

«Ее надо напугать», – шепнула Матильда.

«Чем?»

«Слушай внимательно…»

План был изложен меньше чем за минуту, и Мария-Элена решила его принять. Все равно ничего лучше за такой короткий срок не придумать.

Наконец Мария Домашкина оторвалась от блюда и соизволила обратить внимание на дочь.

– Матильда?

Мария-Элена улыбнулась матушке улыбочкой герцогессы Домбрийской. Ледяной, надменной, холодной.

– Я надеюсь, маменька, вы наелись?

– Эм-м-м… да.

– Вот и отлично. В тюрьме вас так не покормят, будет что вспомнить.

– В тюрьме?! За что меня в тюрьму?!

Удивление было искренним. Действительно, а за что ее обижать, такую хорошую? Ее любить надо. И кормить плюшками…

Малена развела руками.

– За хулиганство, нарушение границ частной собственности, за воровство…

– КАКОЕ ВОРОВСТВО?!

– Не знаю. У хозяйки браслет пропал. – Малена улыбалась по-прежнему. – А на что вы рассчитывали, вламываясь к таким людям, как Асатиани, и устраивая при всех безобразную сцену? Да они вас посадят только из принципа.

– Это дело чести, – поддержал зашедший в комнату Давид. – Будете с муженьком с зоны на зону письма слать.