Кинув на меня отчаянный взгляд, Стерх бросился бежать.

Обняв клетку, я стояла посреди зала, в нетерпении постукивая носком туфли. Служитель бродил в отдалении, заложив руки за спину; бдительно и строго поглядывая на нас с птицей, ворчал под нос нечто неодобрительное. Но уже не приближался.

Минуты ожидания растянулись в вечность. Неужели Стерх еще не поднял тревогу? Неужели королевская охрана настолько нерасторопна и непрофессиональна? Неужели…

И тут я увидела вышедшую из-за угла Милену. Она шла очень быстро, глядя себе под ноги, в самом деле меня не замечая, пока я не заслонила ей путь.

— Где он? — спросила я.

Милена отшатнулась и напряженно улыбнулась. Затрепетала густыми ресницами.

— О, дама Эмма, какая неожиданная встреча! Как поживаете?

— Где он? — повторила я, словно не слыша.

Милена отбросила притворство и прищурила глаза. Ядовито улыбнулась.

— В чем дело, дама художница? Ревнуете?

Я отмахнулась. Спросила раздельно:

— Где Силвер?

Милена закатила глаза, словно призывая на помощь небеса. Ответила мученическим тоном:

— Не знаю, и мне это совершенно неинтересно! Он так разозлился всего лишь оттого, что я осмелилась его ослушаться! Так кричал! Даже не дал мне объясниться… Я развернулась и ушла!

Вернее будет сказать — удрала. Я внимательно смотрела на женщину: та выглядела в достаточной мере уязвленной и сердитой. И все же…

— Где вы с ним расстались?

Милена встряхнула головой, ответила небрежно:

— О, где-то там!

Но взгляд ее метнулся. Я шагнула к ней вплотную.

— Вам придется показать мне это место.

— Но я очень плохо знаю галерею! Я не помню, где это было! И вообще, кто дал вам право…

— И немедленно!

Я схватила и стиснула ее запястье — Милена охнула, попыталась вырваться — бесполезно.

— Вы что делаете?! С ума сошли?

Попыталась оттолкнуть меня, но я стояла скалою и лишь сильнее сжала пальцы. Милена даже тоненько взвизгнула. Завертела головой. Служитель в отдалении, раскрыв рот, смотрел на нас: не сообразил пока, что две приличные дамы собираются прилюдно затеять неприличную драку. Милена, видимо, смекнула, что скандал не принесет ей никакой пользы, прошипела:

— Вы друг друга стоите! Что ж, идемте! Да осторожнее, вы так сломаете мне руку… медведица!

Я усмехнулась про себя: да уж, тебе не приходилось тягать в ледяной шторм корабельные канаты!

Следовало бы дождаться стражников и сдать им Милену из рук в руки, но нетерпение и тревога меня просто снедали. Да еще тревожил Джок: птица молча вцепилась в прутья клетки и, раскрыв клюв (виднелся треугольный язычок), тяжело и часто дышала. Может быть, Джоку просто хотелось пить, но после недавней птичьей истерики я склонна была считать, что он отражает происходящее сейчас с его хозяином.

Я шагала за Миленой вплотную — пусть эта мерзавка и не думает, что сумеет от меня ускользнуть! Несмотря на свое заявление о скверном знании галереи, двигалась дама вполне уверенно. Зато я сама вскоре совершенно запуталась во всех этих переходах, лестницах, поворотах и дверях — да уж не водит ли она меня попросту по кругу? Обуревало яростное желание схватить женщину за шиворот и трясти, как кутенка, до тех пор, пока из нее не посыплются признания. Милена толкнула очередную дверь и обратилась ко мне с неприязненным:

— Вот здесь мы с ним и расстались! И что? Может, вы еще…

Она глянула в открытую дверь и, вытаращив глаза, замолчала.

За дверью оказалось множество народу.

Но все равно первым, что я увидела, было окровавленное лицо Силвера, лежавшего навзничь на крохотной пристани. В воздух взлетел возмущенный крик Милены: «Вы что, до сих пор еще здесь?!» Люди разом оглянулись.

Я молча сунула Милене клетку с Джоком (дама от неожиданности взяла), отмахнулась от нерешительно заступившего мне дорогу мужчины и мгновенно, словно во сне, оказалась внизу. Потянула за рукав одного, оттолкнула другого, оттеснила третьего — и склонившиеся над лежавшим люди расступились.

Опустившись на колени, я осторожно коснулась лица Кароля. Избитое, окровавленное… кожа влажная, холодная… глаза закрыты…

— Не так уж сильно его и стукнули, — сказал надо мной мужчина, словно оправдываясь. — А он, кажись, взял и помер.

Скрипучий голос отозвался:

— Да вам-то шшто за дело! Говорю который раз — грузите его в лодку, ошштолопы!

— Не-е-е, — упирался мужчина. — Нам мертвого не заказывали! Все ты, ведьма, виновата! Видать, сильно ты колданула!

— Помолчите вы! — скомандовала я, не вникая в смысл перепалки. И они — скорее от неожиданности — перешли на яростный шепот.

Я положила ладони на впалые щеки Кароля. Провела пальцами по изученным до мельчайшей черточки скулам, линии ресниц, четким крыльям бровей… Кароль… пусть Силвер… не надо, не заставляй меня придумывать эскиз твоего надгробного памятника!

Ему пытались помочь — свернутая куртка под головой, компрессы из мокрых тряпок на груди и на лбу. Торопливая повязка на правой руке, протянутой к уроненному или выбитому ножу… Мужчина, стоявший над нами, проследил мой взгляд, цокнул языком и отбросил ногой подальше зазвеневший клинок.

Я положила руку на влажную то ли от пота, то ли от воды грудь Силвера. Сердце еще билось, но чуть слышно, замедляющимися, замирающими ударами…

— Что случилось? — спросила я, не поднимая головы.

Ботинки, стоявшие рядом, начали переминаться. Густой голос промолвил сверху:

— Ну… досталось ему маленько от ведьм… и мы отвесили, конечно, когда он Рика порешил. Здоровый же мужик, сразу видно, драться привычный… А тут упал, и его вроде как корчить начало, аж подбрасывает… Типа падучей. А затих — и сразу дышать перестал. Чего ето с ним, дамочка?

Скрюченные пальцы чуть-чуть не дотянулись до амулетов на груди. Не так уж ты и неуязвим для магии, и кто-то, кроме меня, это знает… Какая же из этих рун тебе нужна была, Кароль? От ристовских охранных рун мысли перебросило на мои собственные обереги. Я дернула пуговички высокого ворота платья, потянула через голову цепочку, спешно перебирая амулеты. Пальцы нащупали серебряную маргаритку. Как там говорил Кароль: «Я чувствую его магию»? Кто, как не Пьетро, по-настоящему любил меня? Может ли волшебство его страсти и его искусства снять злые чары? Или это лишь бессильный самообман, жалкая и нелепая попытка?

Куда приложить? На сердце? Ко лбу? Я прижала цветок к холодным неподвижным губам Кароля. Губам, которые умеют так улыбаться и так целовать… Потом и сама склонилась — так низко, словно и сама к ним приникла.