Она помолчала, откашлялась.

– Она умерла в больнице в воскресенье, а я пошла в ее комнату за вещами. На комнаты очередь заявок, я же понимала, что скоро туда кто-то въедет. Если родня не забирает вещи, их просто выкидывают. Пара минут – и комната такая, будто тебя и не было никогда. Кровать старая, кресло, окно только и ждет, когда в него следующий будет смотреть. Я вещи собираю, и вдруг Старый Неряха Билл мне свистит.

– Старый Неряха Билл? Ты его не упоминала.

– Его все звали Неряха Билл, потому что у него вечно черная грязь под ногтями. Воевал во Вторую мировую и всем хвастался, что был рядом с бункером Гитлера, когда бункер взорвался. И люди говорили, у него под ногтями до сих пор куски этого бункера и поэтому такие грязные руки.

Она шмыгнула носом.

– И он мне свистнул, чтоб я зашла, – он жил напротив. И всем свистел. А я боялась зайти. Никто к нему не заходил, там плохо пахло. Но он полез под кровать, достал обувную коробку, «Рокпорт». Сказал, что копил на мои мечты. Шестьсот долларов там было. Отдал мне и говорит: «Это твой шанс кем-то стать. Сматывайся, девонька». И я смоталась. Пошла на автовокзал Киссимми, села в автобус до Нью-Йорка. Никто не понимает, как легко поменять жизнь. Взял и сел в автобус.

Мы оба помолчали. Норина история плавала между нашими берегами плотиком.

– Мне повезло, – прибавила Нора. – Обычно у всех только одни мама с папой. А у меня была толпа.

– Тебе очень повезло.

Она, кажется, обрадовалась, втянула руки в длинные белые рукава.

– В темноте быть собой проще. Не замечал? Надо, наверное, поспать. – Кровать вздрогнула, когда Нора соскочила и побежала из комнаты. – Спокойной ночи, Вудворд.

– Спокойной ночи, Бернстайн.

[48]

43

Я закрыл в «блэкберри» статью «Вэнити фэйр». Одиннадцатый час утра, мы в такси неслись по авеню А.

Собственно говоря, статья – опубликованная на сайте с утра пораньше – меня успокоила. Журналистка, хвала небесам, не особо продвинулась в расследовании; погуглив новости про Александру Кордову, я уверился, что ни один репортер не раскопал ключевую зацепку – «Брайарвуд», – а значит, мы по-прежнему в голове гонки. Пока что.

Я мысленно отметил лишь одну странную деталь: внезапный отъезд Александры из Амхёрста на первом курсе.

– Здесь, – сказала Нора, и таксист затормозил.

Мы свернули на Восточную Девятую, и Нора указывала на узкую витрину, утопленную между домов футов на пять, черную калитку и помятый жестяной навес с одиноким лиловым словом:

ЧАРЫ

На своем сайте «Чары» отрекомендовались «Старейшим и Крупнейшим в Нью-Йорке Магазином Принадлежностей для Ведьмовства и Поклонения Богине».

Мы поднялись на крыльцо, инкрустированное палой листвой и окурками, и вошли.

Тотчас из-за кассы выскочил высокий морковноволосый парнишка и завопил:

– Зеро, ну-ка сюда! – («Зеро» был белый персидский кот, ломанувшийся к открытой двери, которую я, впрочем, успел закрыть у него перед носом.) – Спасибо, чувак, – сказал парнишка.

Оглушительно пахло ладаном, потолок практически наседал на макушку, а узкие кирпичные стены наклонялись внутрь, как в коридорах с гравюр М. К. Эшера. По стенам висели полки, забитые мистическими цацками. Очевидно, в «Чарах» все священные предметы были созданы равными. Лавка выглядела так, будто Христос, Будда, Мохаммед, Вишну и случайный язычник-другой скорешились и устроили гаражную распродажу.

Ведьмовские мини-котлы (толл, гранде и венти) нагло громоздились подле святого Франциска, Девы Марии и парочки католических святых. Рядом лежала сильно захватанная «Магия еврейской каббалы» в мягкой обложке, дальше – Библия, затем карты Таро, мешочки с ароматическими смесями под названием «Саше „Счастье и удача из Уанги“», корзина резных восковых распятий, глиняные лягушки и пластмассовые флаконы «Святая вода» (распродажа, по $5,95).

Видимо, немало ньюйоркцев плюнули на психотерапию с йогой и подумали так: «Блин, надо бы поколдовать», – потому что в лавке было не протолкнуться. В глубине женщины за тридцать роились вокруг высокого книжного шкафа, в лихорадочном напряжении перебирая сотню разноцветных свечей. Утомленный немолодой мужчина в синей рубашке – пугающе похожий на моего биржевого маклера – внимательно читал пояснения на обороте спиритической доски.

Обогнув Нору и серьезного парня с русыми волосенками, листавшего брошюру (я заглянул ему через плечо и прочел название: «Планетарные и магические значения. Руководство»), я подошел к витрине. Внутри лежали серебряные ожерелья, кулоны и амулеты, изрезанные иероглифами и прочими не опознанными мною символами. С потолка над кассой свисала пятиконечная звезда в круге, пентаграмма – знак сатанистов, если я правильно помню по студенческим временам. За ней на стене в рамочках висели черно-белые портреты 8 × 10 – суроволикие мужчины и женщины с дохлыми изюминами глаз, как у серийных убийц: несомненно, легендарные ведуны и ведьмы.

Рядом скотчем прилепили маленькое рукописное объявление:

Принадлежностей для черной магии не продаем, даже не спрашивайте.

Отконвоировав Зеро в заднюю комнату, к нам подбрел морковноволосый кассир:

– Помочь вам?

– Да, – сказала Нора, возвращая на витрину книгу «Знаки, символы и предзнаменования». – Мы надеялись, кто-нибудь сможет опознать травы и корни. Мы их нашли в странном виде у подруги в комнате.

Он кивнул, ни капли не удивившись, и большим пальцем указал на заднюю дверь:

– Спросите дежурных ведьм. Они всё знают.

Я не сразу разглядел в глубине лавки деревянную стойку, за которой сидел малолетний латиноамериканец.

Мы с Норой направились к нему в обход женщин, ахавших над разноцветными свечами. Одна, с рыжими кудрями, держала лиловую, желтую, оранжевую и зеленую.

– Что мне взять? И святого Илию, и Сан-Мигеля? – спрашивала она подругу.