Поэтому, по мнению А. Кларка, если перед чисткой Красная Армия представляла собой мощный, ориентированный на новые цели, прекрасно оснащенный организм, то после репрессий «нововведения пошли черепашьим темпом; техника исчезала… те выработанные рефлексы, которые могут оживлять массу и делать ее грозной силой, были уничтожены»[421].

Начальник германского генштаба генерал Л. фон Бек, оценивая военное положение летом 1938 г., пришел к выводу, что с русской армией можно не считаться как с вооруженной силой, «ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили ее в инертную машину»[422].

В секретном докладе разведотдела Генерального штаба сухопутных войск Германии 15 января 1941 г. с удовлетворением констатировалось:

«В связи с последовавшей после расстрела летом 1937 г. Тухачевского и большой группы генералов «чисткой», жертвой которой стали 60–70 % старшего начальствующего состава, имевшего частично опыт войны, у руководства «высшим военным эшелоном» (от главнокомандования до командования армией) находится совсем незначительное количество незаурядных личностей… Преобладающее большинство нынешнего высшего командного состава не обладает способностями и опытом руководства войсковыми объединениями»[423].

«Дело военных» имело эффект разорвавшейся бомбы даже на фоне общей информации о терроре в Советском Союзе. Оценки военных и политиков Запада практически едины в том, что процесс носил заказной характер и являлся следствием внутриполитических интриг. «Несмотря на услуги, которые маршал оказал советскому режиму в годы гражданской войны, и его роль в модернизации Красной армии, его положению всегда вредили дворянское происхождение, профессионализм и даже статьи в иностранной печати, часто хвалебные, которые вызывали к нему большую зависть в различных советских кругах»[424], – писал в Париж французский военный атташе в Москве Л. Симон.

«Армия, которая до последнего времени находилась в привилегированном положении, более не избавлена от потрясений, которым подвержены и продолжают подвергаться другие органы. Меры в отношении армии приобретают все более явный политический характер, что не может не нанести ущерба ее боеспособности»[425], – констатировал он.

До самого последнего времени, – писал Симон, – РККА оставалась в стороне от нарастающих столкновений внутри правящей элиты, и репрессии ее не затрагивали. Неожиданные и крутые перемены в руководстве РККА побудили дипломата задаться риторическим вопросом, не ожидает ли участь Тухачевского, Гамарника, Эйдемана и других военных руководителей. «При таком положении дел представляется благоразумным, прежде чем приступать к военным переговорам, дождаться появления в СССР признаков определенного внутреннего успокоения»[426].

Тема консультаций Генеральных штабов Франции и СССР, которые планировалось провести в 1937–1938 гг., отступили в тень развертывающихся событий. Казнь Якира и Уборевича и перевод Шапошникова на пост начальника Генерального штаба означали смену руководства трех западных округов, что не могло не вызвать затруднений, по крайней мере временных. Новые назначенцы, включая отличившегося на Дальнем Востоке И. Ф. Федько, по мнению атташе, обладали меньшей компетентностью и опытностью, по сравнению со своими предшественниками. Назначения на посты начальников трех других округов маршала С. М. Буденого, комкора Н. В. Куйбышева и комдива М. Г. Ефремова вызвали у западных наблюдателей тревожное недоумение.

В ходе массовых репрессий появились новые акценты в разведывательных оценках Красной Армии. Так, в японских информационных материалах, датируемых январем 1938 г., констатировалось: влияние и значение Красной Армии, которая до сих пор всегда ставилась рядом с партией как страж революции, значительно померкло. После «Дела Тухачевского» колоссальная сила армии, авиации и флота, которая была объединена в руках Ворошилова, стала рассматриваться как потенциальная угроза государственному порядку, поэтому был введен институт комиссаров и созданы военные советы, благодаря чему командующие военными округами поставлены под непосредственный контроль партии, и партийное влияние во всех частях войск значительно возросло; создание Народного комиссариата военно-морского флота трактовалось как сокращение сферы компетенции Ворошилова[427].

«Таким образом, Красная Армия в значительной степени утратила свою самостоятельность, инициативу и решительность из-за внедрения в ее руководство не военных людей; она в сильной степени утратила свою монолитность и централизованность вследствие дробления на отдельные наркоматы, и, в общем, ценность Красной Армии как комплекса вооруженных сил страны резко снизилась. Но при нынешних условиях Советскому Союзу ничего не остается, как только примириться с этим ослаблением своей оборонной мощи»[428].

Заслуживающую внимания работу провел в СССР литовский военный атташе полковник К. Скучас. За три с половиной года пребывания в Москве он среди дипломатов приобрел репутацию одного из опытнейших аналитиков-советологов. К. Скучаса высоко ценил американский поверенный в делах в Москве Гордон Гендерсон, который поддерживал с ним деловые контакты более десяти лет.

Уже в конце 1937 г. Скучас отметил явные признаки понижения мощи Красной армии вследствие политических репрессий многих из ее командиров:

«Чистка привела… к определенному падению уверенности в себе у оставшихся после чистки командиров и падению веры красноармейцев в честность и способность их командиров. Каждый командир высшего состава чувствует теперь, что за ним с подозрительностью наблюдают окружающие его. В результате, отдавая приказ, он уже не имеет в виду одни только военные факторы. Он теперь сознает, что прежде чем отдать приказ, ему надлежит тщательно подумать, не может ли этот приказ быть политически истолкован как неблагоприятный для него самого. В результате у командиров заметна тенденция к тому, чтобы избегать отдачи некоторых приказов и, где только это возможно, уклоняться от ответственности путем откладывания отдачи приказов впредь до получения предварительного одобрения своих старших военных начальников. Их старшие военные начальники, в свою очередь, подобным же образом склонны уклоняться от ответственности, либо путем представления проектов приказов, безотлагательной отдачи которых требуют военные интересы, своим высшим начальникам, либо путем откладывания их под сукно»[429].

В конце июня 1938 г. новый военный атташе Франции в СССР полковник Палас направил в Париж донесение. Чистка командного и политического состава продолжается, – писал атташе, – она проводится органами госбезопасности, которые изучают прошлое каждого офицера, и малейшее указание на дружеские связи с «врагами народа» служит основанием для репрессий. «Такой образ действий имеет своим следствием то, что каждый новый арест неизбежно влечет за собой серию других»[430]. Последствия чистки Палас видел так:

«1. Красная армия, вероятно, более не располагает командирами высокого ранга, которые бы участвовали в мировой войне иначе как в качестве солдат или унтер-офицеров. 2. Разработанная Тухачевским и его окружением военная доктрина, которую наставления и инструкции объявили вредительской и отменили, более не существует. 3. Уровень военной и общей культуры кадров, который и ранее был весьма низок, особенно упал вследствие того, что высшие командные посты были переданы офицерам, быстро выдвинутым на командование корпусом или армией, разом перепрыгнувшим несколько ступеней и выбранным либо из молодежи, чья подготовка оставляла желать лучшего и чьи интеллектуальные качества исключали критичную или неконформистскую позицию, либо из среды военных, не представляющих ценности, оказавшихся на виду в гражданскую войну и впоследствии отодвинутых, что позволило им избежать всякого контакта с «врагами народа». В нынешних условиях выдвижение в Красной армии представляет своего рода диплом о некомпетентности. 4. Чистка, распространяющаяся по лестнице сверху вниз, глубоко дезорганизует воинские части и скверно влияет на их обучение и даже на условия их существования… 5. Непрекращающиеся перемещения офицеров… против чего советское командование с 1930 г. решительно выступало, вследствие чистки стали как никогда многочисленными… 6. Учреждение института военных комиссаров, усилия, прилагаемые для того, чтобы поставить во главе воинских частей офицеров, служивших в отдаленных друг от друга местностях и незнакомых между собой, и все более непосредственное наблюдение со стороны органов государственной безопасности ставит кадры Красной армии в положение невозможности полезной работы и лишает их всякой инициативы и увлеченности делом. 7. Даже дисциплина подорвана критикой со стороны подчиненных, которых к тому подталкивают и поощряют, своих начальников, постоянно подозреваемых в том, что завтра они окажутся «врагами народа». Эта прискорбная ситуация, которая нанесла советским кадрам (по крайней мере, высшему командованию) более серьезный урон, чем мировая война, делает Красную армию в настоящее время почти непригодной к использованию. Советские власти отдают себе в этом отчет и прилагают неослабные усилия по скорейшей подготовке новых кадров. Однако, несмотря на создание многочисленных новых училищ и интенсивное направление офицеров на курсы повышения квалификации, для того чтобы зарубцевались тяжелейшие раны от катастрофы, вызванной “чисткой”, по всей вероятности, потребуются многие годы»[431].