Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важнейшим условием для существования СССР было наращивание его экономической и военной мощи: Советский Союз оказался в капиталистическом окружении единственной (за исключением Монголии и Тувы) страной, строящей социализм. Вот почему, как подчеркнул глава Комиссии по обороне Политбюро В. М. Молотов на XVII съезде, «неуклонно проводя политику мира и укрепления мирного сотрудничества с другими государствами, мы в данный момент должны проявить особую заботу о боеспособности нашей славной Красной Армии»[443].
При этом как содействие мировой революции, так и строительство социализма отнюдь не исключали для СССР поддержания явных и, если это необходимо, тайных связей с западными государствами капиталистической ориентации.
Отношение официальных властей Германии к СССР в 1933 г. внешне изменилось не слишком радикально. Срабатывала инерция прошлых лет – в сохранении статус-кво были заинтересованы и промышленные, и военные круги, и руководство немецкого МИДа. Гитлер еще только нащупывал внешнеполитическую почву для возможной дипломатической и военной агрессии. «Восточная политика» Веймарской республики, основанная на связях между Россией и Германией, была плодотворной для обеих стран во всех отношениях.
22 февраля 1933 г., перед выборами в рейхстаг, Гитлер в публичном воззвании к национал-социалистам провозглашал: «Враг, который… должен быть низвержен, – это марксизм! На нем сосредоточена вся наша пропаганда и вся наша предвыборная борьба»[444]. В очередной речи 2 марта Гитлер заявлял:
«Устранил ли марксизм нищету там, где он одержал стопроцентную победу… в России? Действительность говорит здесь прямо потрясающим языком. Миллионы людей умерли от голода в стране, которая могла бы быть житницей для всего мира… Они говорят «братство». Знаем мы это братство. Сотни тысяч и даже миллионы людей были убиты во имя этого братства и вследствие великого счастья… Еще говорят, они превзошли тем самым капитализм… Капиталистический мир должен давать им кредиты, поставлять машины и оснащать фабрики, предоставлять в их распоряжение инженеров и десятников… Они не в силах это оспаривать. А систему труда на лесозаготовках в Сибири я мог бы рекомендовать хотя бы на недельку тем, кто грезит об осуществлении этого строя в Германии… Если слабое бюргерство капитулировало перед этим безумием, то борьбу с этим безумием, вот что поведем мы»[445].
Накануне решающих выборов 5 марта 1933 г. министр иностранных дел Германии Нейрат извещал Литвинова: «Хочу вас предупредить… Рейхсканцлер, возможно, перед выборами будет в своих речах резок по отношению к вам, но это, увы, реальности предвыборной тактики. Как только будет созван рейхстаг, фюрер сделает декларацию в дружественном для вас духе». Крестинский из наркомата иностранных дел также уверял советского полпреда в Германии: «Я убежден в том, что после выборов Гитлер, его приближенные и его пресса прекратят или, во всяком случае, ослабят свои нападки на СССР»[446].
И действительно, 23 марта прозвучала речь Гитлера, в которой он выступил за «культивирование хороших отношений с Россией при одновременной борьбе против коммунизма в Германии». Заявление Гитлера полностью совпадало с мнением представителей Союза германской промышленности: «…Борьба с немецкими коммунистами не испортит наших взаимоотношений с СССР. Русские в нас экономически слишком заинтересованы, и кроме этого… Экономически мы слишком связаны с СССР»[447].
Об одном из первых контактов с Гитлером советский полпред в Берлине Л. М. Хинчук писал в наркомат иностранных дел: «Гитлер произнес большую речь, в которой он говорил о том, что правительство в Германии теперь твердо и устойчиво и тот сделает ошибку, кто станет предполагать, что в Германии может быть речь о каких-нибудь дальнейших политических переменах… Гитлер продолжал, что существование национал-социалистов установлено раз и навсегда… Он сказал, что независимо от разности миросозерцания обеих стран, их связывают взаимные интересы, и эта связь носит длительный характер. Это верно и для экономической области, и политической, потому что трудности и враги у них одни и те же. Советы, например, должны заботиться о своей западной границе, Германия же должна заботиться о своей восточной границе. У Германии тяжелое экономическое положение, но и у Советов оно нелегкое… В трудном положении настоящей эпохи Гитлер считает, что падение национал-социалистического строительства для Германии явилось бы такой же катастрофой, как, например, падение советской власти для России»[448]. Это было сказано 28 апреля 1933 г.
5 мая 1933 г. Гитлер ратифицировал Московский протокол[449], с чем тянули до него все предыдущие канцлеры. Центральный печатный орган нацистов «Фолькишер беобахтер» откликнулась на ратификацию громадной редакционной статьей в двух номерах. Геббельс провозглашал: «Этим актом национальное правительство Германии продемонстрировало, что оно намерено сохранять и развивать в дружественном духе политические и экономические отношения с Советским правительством»[450].
Показательна реакция Гитлера на выступление его ближайшего сподвижника, министра экономики А. Гугенберга на Международной экономической конференции в Лондоне 17 июня. В меморандуме министра речь шла об утраченных рейхом колониях, о необходимости новых земель «для энергичной немецкой расы», а также, кроме критики в адрес СССР, о его расчленении и должной эксплуатации богатств Украины[451]. Лондонская «Дейли геральд» назвала меморандум прямой угрозой германской агрессии против СССР. Официальный германский МИД в ответе на запрос советской стороны отверг подобный подтекст. Бюлов, представитель германского МИДа, убеждал советскую сторону, что, говоря о новых поселениях, Гугенберг имел в виду Канаду, Чили и вообще Южную Америку. Говоря о колониях – Африку. А Россию он попрекал низкой покупательной способностью[452]. Тем не менее, Гитлер немедленно отозвал Гугенберга из Лондона и к крайнему неудовольствию вице-канцлера Ф. Папена демонстративно вынудил министра уйти в отставку[453].
Относительно «планов строительства Великой Германии Розенберга», предусматривающих «крестовый поход» против России и ее расчленение, Бюлов заявлял советскому полпреду: «Розенберг не имеет государственного статуса. Позвольте начистоту, господин Хинчук. Что бы вы сказали, если бы мы начали цитировать вам рассуждени я основателя СССР Ленина о мировой революции? Или статьи из журнала Коминтерна? Ведь если бы мы исходили в своей практической политике из буквального их анализа, то нам бы уже давно следовало сойтись с Россией в смертельной схватке. А мы покупаем у вас рожь и продаем вам краны, трубы и турбины… Германия в отношении СССР стоит на точке зрения традиционных дружественных отношений и никогда не примет того участия в интервенции Антанты против вас, к которой нас кое-кто подталкивает»[454].
Тем не менее, по мнению Гитлера, союз России с Германией был невозможен:
«Между Германией и Россией расположено Польское государство, целиком находящееся в руках Франции. В случае войны Германии-России против Западной Европы Россия раньше, чем отправить хоть одного солдата на немецкий фронт, должна была бы выдержать победоносную борьбу с Польшей»[455].
Во внутрипартийных и правительственных кругах (по сути становившихся в Германии единым целым) уже с первых дней установления власти нацистов их лояльность в отношении СССР стала заменяться неприкрытой агрессией. Выступая 3 февраля 1933 г. на секретном совещании с руководством рейхсвера, Гитлер следующим образом определил перспективную внешнеполитическую цель: «Захват нового жизненного пространства на востоке и его беспощадная германизация»[456]. Тем не менее, ряд высокопоставленных деятелей нацистского режима призывал не повторять ошибки одновременного выступления против Англии, Франции и России[457].