Я аж подпрыгнула. Ахнула. Охнула. Не веря своему счастью, странно замычала, и тотчас, страшно смутившись такого идиотизма, зажала рот двумя руками сразу. Ловчий рассмеялся и, больше не ожидая от меня нормальной человеческой реакции, махнул рукой:

— Я все понял. Прекрасно. Что ж, тогда решено. А теперь пошли развлекаться.

Из ярко-освещенного дома доносился дружный хохот, прерываемый всхлипами: «Санаторий для бокки? В собственном теле ты хочешь устроить санаторий для бокки?! Ахахахахах, лекарь, да ты отшибленный на всю голову!".

* * *

Утро понедельника выдалось на редкость мрачным и дождливым.

Все выходные лило, и городские улочки — те, что на отшибе, — буквально плыли, немилосердно растекаясь глиной, песком и банальнейшей грязью. Центральные проспекты кое-как выдерживали натиск стихии, но вот реки…. Семь шолоховских рек чуть ли не затопили весь наш грешный, прекрасный город. Свинцово-серые воды Нейрис хищно вгрызались в мрамор набережных, а узенькая, игривая речушка Арген то и дело захлестывала Верхний Закатный Квартал, немилосердно набрасываясь на ни в чем не повинных лавочников. Темно-синие тучи ходили так низко, что то и дело цепляли собой шпиль Башни Магов и других высотных строений. Платаны на аллеях раскачивались, шквальный ветер срывал вывески с ресторанов, и даже ундины, эти оголетые полуголые тетки, не спешили резвиться в серых гребешках речной пены.

Мы с Полынью встретились на Министерской площади, перед входом в Иноземное ведомство. Кроме нас, снаружи не было ни одной живой души. Я спрыгнула со случайного перевозчика (Патрициус прислал мне голубя что, мол, слишком ценит свое здоровье, чтобы вылезать из дома в такую погоду. Лучше порисует комиксы про «Езжай и Стражди») и, плотно укутавшись в летягу, подошла к Внемлющему.

— Ну и погодка! — перекрикивая ветер, поделилась с ним своим возмущением я.

— На счастье, — Полынь протянул мне берестяной стаканчик с липовым сбором госпожи Пионии. И когда только успел?!

Я протянула руку за напитком. Вдруг нас цапнул резкий порыв ветра, и стакан, расплескивая янтарную ароматную кровь, вылетел у меня из руки и помчался, кувыркаясь, вбок.

— Эээээ…. Тоже на счастье? — протянула я.

— Однозначно, — строго кивнул Полынь.

Мы вошли в Иноземное ведомство.

* * *

— Вяжи гужи, пока свежи! — приветствовал нас громогласный бас мастера Улиуса. — Вместе тошно, а врозь скучно, что, вернулись, сиротинушки мои?

Рыжебородый толстяк сидел в глубоком кожаном кресле и обеспокоенно косился на стопку документов, высящуюся перед ним. Видимо, новые дела для ведомства. Много, ой, много. Кому с ними разбираться, как не нам? Я почувствовала странный азарт… Хм. Наверное, пора мне завязывать со своим вечным «ой, не знаю, кем хочу стать». Хочу стать — хочу быть — Ловчей. Сегодня и всегда. Однозначно!

— Добрый день, мастер Улиус, — хором заулыбались мы с Полынью, когда глава департамента Ловчих встал нам навстречу.

Мастер Улиус — зеленая мантия, покачивающееся на первом плане брюшко, кудрявая борода до середины груди — протянул мне руку.

Я ее пожала, глядя начальнику в глаза и чувствуя, как колотится сердце в приятном волнении.

И тотчас с проклятьем отдернула. Затрясла, замахала, неверяще глядя на рыжего толстяка. Полынь нахмурился, недовольно скосил на меня черные глаза. Улиус поднял брови и снова — безмятежно — протянул руку.

Я тяжело сглотнула.

Я протянула свою вспотевшую правую ладонь ему навстречу.

И вот опять!

Кто-то — что-то — пыталось проникнуть в меня сквозь рукопожатие старшего Ловчего.

Неприятный сухой холодок надавил на ладонь, пощипывая кожу, пытаясь выдуть, высвистеть себе путь внутрь. Будто тысячи крохотных пинцетов отдирают от тебя кусочки в надежде потом прокрасться сквозь свежие дырочки. Будто странная межпланетная тишина увидела в тебе интересный образчик для опытов и теперь хочет разодрать на куски — четко, хирургически, безэмоционально.

Меня такое категорически не устраивало.

Я снова выдернула ладонь и со сбивчивым «извините!» метнулась обратно в коридор.

Добежала до поворота, прижалась спиной к стене, отдышалась и досконально осмотрела руку: все в порядке? Успела?

Дверь кабинета снова хлопнула, и ко мне подскочил взъерошенный Полынь:

— Ты с ума сошла?! Что случилось?

— Руку! Ты пожал ему руку? — вдруг взбеленилась я, цепляясь за правую ладонь Ловчего.

Подтянула к носу, начала внимательно осматривать, едва ли не нюхать.

— Тинави! — рявкнул Внемлющий, вырывая ладонь обратно. — Ты сдурела?

— Точно не трогал его? Точно-точно? Обещаешь?!

— Да нет же! Что случилось, ты можешь объяснить?

— Нет… — прошептала я. — Пожалуйста, пойдем отсюда, Полынь.

Ловчий сощурился, глядя на то, как меня бьет крупной дрожью. Щеки раскраснелись, глаза потемнели, зубы выбивают чечетку.

— Мы не можем просто так уйти, Тинави. Он ведь дал нам шанс вернуться, несмотря на все произошедшее. Это как минимум недальновидно, — нахмурился Внемлющий.

Я разрыдалась.

— Так, ладно. Я попрощаюсь, жди меня внизу, — решительно прервал меня Полынь.

— Нет! Не подходи! Не приближайся! — я вцепилась в рукав хламиды, так, что тот треснул по шву под моими пальцами.

Куратор в изумлении повернулся.

Вдоль коридора начали открываться двери кабинетов, оттуда — высовываться любопытные лица сотрудников.

— Твоя взяла. Пойдем, — злобно рявкнул Полынь.

Подхватив меня под локоть, он, как с преступницей, проследовал со мной на первый этаж, потом — к выходу.

Поймал кэб, страшно качающийся на ветру, и буркнул вознице:

— Поместье Внемлющих.

— А почему не ко мне? — всполошилась я.

— Погоду видела? Ко мне ближе.

Я безразлично уткнулась лбом в стекло и бездумно пялилась на свою правую руку, пытаясь понять, что ж меня так неуместно скособочило.

А деревья за окном гнулись, гнулись, ветками хлестали по земле.

Ненастье разгоралась.

Жизнь в поместье Внемлющих кипела, несмотря на непогоду.

Глава Дома — моложавая эффектная ведьма со звонким именем Монета (кажется, у всех родственничков Полыни были проблемы с ономатикой) устроила тут лагерь для магических талантов.

Круглый год и круглые сутки родовое гнездо Полыни бурлило ворожбой юных дарований. Старшие Внемлющие не отставали: изобретали разнообразную чушь на грани волшебства и техники, не щадя живота своего. Из-за этого масштабного бедлама многие представители Дома предпочли съехать куда подальше. Или, как Полынь, заезжали в поместье только переночевать — и устроить допрос ненормальной подруге, безрассудно поставившей под угрозу твою карьеру.