Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его голубые глаза были широко открыты и напуганы. Его руки были неподвижно опущены по бокам. Ноздри раздувались, когда он прерывисто дышал. Я сделала шаг в его сторону, но он выставил вперед свою руку.
— Кареса, — произнес он, шепот моего имени, был одновременно благословением и проклятием. — Нет.
Он покачал головой, на его лице появилось противоречивые эмоции — боль, отчаяние, страсть и смирение. Каждое из них было подобно удару ножа в мою грудь.
— Ахилл, — умоляла я, физически ощущая, как разбивается мое сердце.
— Ты сказала, что мы должны оставить это, — он покачал головой, его взгляд был потерянным и напуганным. — Ты сказала, что у нас может быть только одна ночь… Я не могу сделать это… Мое сердце не сможет… Я не смогу вынести это…
Он повернулся спиной, исчезая из поля моего зрения, и я обнаружила, что признаюсь в том, что было у меня на душе:
— Я люблю тебя.
Ахилл остановился как вкопанный, как будто мои слова были тугими поводками, окутавшими его ноги.
Мое сердце забилось быстрее, когда реальность того, в чем я только что призналась, просочилось в мои кости. Но я не жалела об этих словах. Это было правдой. Ахиллу нужно было услышать их так же сильно, как мне нужно было их произнести. Каждый день, когда их держали взаперти, был наполнен болью.
Я наблюдала за тем, как напрягается каждый мускул на его спине. Я, молча, ждала, пока он повернется ко мне лицом. Чтобы посмотреть мне в глаза и увидеть отражение правды в моих словах. И теперь, когда эти слова были произнесены в ночном воздухе, я ощутила чувство свободы.
Как будто моя душа вернулась домой.
Ахилл обернулся. Он моргнул, и две слезинки скатились по его небритым щекам.
— Ты… любишь?
Я всхлипнула при виде его растерянного выражения лица. Словно он не мог поверить, что кто-нибудь может любить его. Но я любила. Моя любовь к нему наполняла каждую мою клеточку; она присутствовала в каждом моем вздохе и стуке сердца.
Он был мной, и я была им.
Мы были одним целым.
— Да, — прошептала я, делая шаг вперед.
Затем он открыл глаза, и, как раз когда он собирался что-то сказать в ответ, его взгляд упал на мою руку.
Мою левую руку…
…и все, в чем он собирался признаться, было потеряно в тишине.
Любая крупица надежды, за которую я цеплялась, исчезла, когда его зрачки расширились при виде кольца. Его бледные щеки покраснели. Его ноги обрели жизнь и понесли его подальше от меня. Я пыталась догнать его, но он выбежал из комнаты, и я услышала, как открылась входная дверь. Холодный воздух ворвался внутрь и закружился вокруг меня. Пламя камина ревело и вспыхивало жизнью, когда свежий воздух вторгался в его пространство.
Хлопок двери подтолкнул меня к действию. Я побежала за Ахиллом, сердце билось в страхе — в страхе, что я потеряла его. Я ворвалась в сад и увидела, что он исчезал в своих виноградниках.
Я последовала за ним мимо Розы и Нико, стоящих в стойлах. Я пробиралась через деревья, мимо которых только что пробежал Ахилл, и нашла его в третьем ряду уже пустого виноградника. Его голова была откинута назад, когда он смотрел на луну. Его дыхание было белым облачком, когда сталкивалось с прохладой ночи. Его загорелая оливковая кожа покрылась мурашками, а пальцы босых ног вонзились в землю.
Я хотела заговорить, найти правильные слова, чтобы все объяснить, но он меня опередил:
— Мое… мое сердце больше этого не выдержит.
Его слова убивали меня, резали прямо на месте. Он все еще не повернулся ко мне. И я не была уверена, сможет ли он это сделать. Боль так очевидно слышалась в его голосе.
— Я знал, — прошептал он, так тихо и хрипло. — Знал, что увидел что-то в тебе сразу после нашей встречи. Тогда я глупо позволил своему сердцу влюбиться, так сильно и так быстро. Я позволил этому случиться. Позволил, потому что это была ты, и это был я. Вот как я видел это в своей голове. Эти виноградные лозы, лошади, ты и я.
Его дыхание сбилось, а голос стал прерывистым и грубым.
— Когда ты была рядом со мной, я чувствовал силу и целостность. Когда ты ушла, я ощущал лишь пустоту и грусть. В моей груди была пустота, и мне было трудно дышать, — он опустил свою голову, уклоняясь от успокаивающего света луны. — Потом мы занялись любовью.
Он поднял руку, и хотя я не могла разглядеть, я знала, что он проводит пальцами по своим губам.
— Мы поцеловались, наши губы соприкоснулись, и это что-то изменило во мне. Я почувствовал, как это произошло. Я чувствовал это так, как каждый день ощущаю горячее солнце на своем лице, как чувствую виноградные лозы в своих руках и знаю, что они созрели… Однажды ты спросила меня, откуда я знаю, когда виноград готов к сбору, и я ответил, что просто знаю. — Он повернулся ко мне лицом. Затем поднес свою руку к голове, к сердцу и, наконец, протянул ее мне. — Потому что знаю это своей головой, чувствую в своем сердце и касаюсь своими руками.
Я почувствовала, как мои губы задрожали от невинности его объяснения и печали в его голосе.
— С тобой было точно так же. Сначала я этого не заметил, обманывал себя, что моя душа не признавала твою, как свою собственную, но, когда мы занимались любовью, когда я держал тебя в своих объятиях, в своей постели, кожа к коже, я все понял. Я изменился. Знал это своей головой, чувствовал своим сердцем и благодаря нашим прикосновениям… это было… предопределено.
— Ахилл.
Слезы текли по моим щекам. Я хотела подойти к нему и прикоснуться, точно так же, как он только что описал. Но он покачал головой, умоляя меня не приближаться.
— В ту ночь я знал, что это все, что мы могли иметь. Даже до того, как ты произнесла те слова, и они достигли моих ушей, я знал, — он опустил свои глаза, и поражение на его красивом лице разбивало мое сердце. — У нас может быть одна душа, но не одна и та же жизнь. Я понимал,