с собой ни у кого не было. Флор достала из карманов больничной робы три пузатых желудя, Фатус – полотенечко, который отирал пот со лба, Луна в замешательстве поправила на носу очки-невидимки, но все же не сняла, из нагрудного кармана достала амулет-пешку на веревочке. У Кукумериса не было с собой ничего, кроме ушной серы, которой он вымазал мизинец после того, как хорошенько покопался в своем ухе. Импер почему-то мешкал. Он старательно избегал взгляда старухи и мял в руках платок. Разворачивал его, складывал вдвое, снова разворачивал, складывал вчетверо. Опять разворачивал, проводил пальцами по шершавому рисунку, смотрел на вышитое «М. М». Наконец сдал его вместе с браслетом из лунного камня, выцветшем от времени.

Нуле пришлось сдуть надувной круг и сложить в пакет, вытащить из ушей сережки в форме куколок-барби, достать пачку жвачки и курительный табак из корсета. Вальтурис снял накладные усы, оголив свою смешную и вдруг такую беззащитную верхнюю губу.

Старуха встряхнула пакет и завязала.

– Куда идти? – нетерпеливо спросил Вальтурис. – Мы готовы!

– За мной, – буркнула Альдея.

Смотрительница обошла здание и вернулась к тому же месту, откуда пришла. Участники поплелись следом.

– Так мы заходим или нет? – наконец Фатус задал интересующий всех вопрос.

– Вы уже в Храме, тугодумы! – засмеялась Альдея клокочущим смехом. – Смерть – рядом, здание – это подсобка, – выждала паузу, – вам нужна деревянная дверь. Кричите, если что-то понадобится.

Участники вошли вовнутрь. В тусклой комнате явственно выделялись два источника света.

Камера приблизилась к источникам света.

Два восковых бюста плавились от жара. Из голов их торчали почерневшие фитильки. Плечи и спина были покрыты восковыми шрамами. Пустые глаза были обрамлены густыми белесыми ресницами.

Рядом с бюстами стояла коробка с лаконичной надписью: «Талон на бессмертие». Стакан воды, чтоб затушить пламя, и коробок спичек, чтоб его зажечь.

– Вот так профто? – изумился Куку. – Берем талон и фсё?

– Ну, еще подписываете на ресепшене у выхода договор об использовании. Вы обязуетесь быть примерным гражданином. В общем, отрабатывать место, которое занимаете, отказываясь стареть, – объясняет Нула.

– А если никто меня не вошьмет на работу? Меня уволили недавно, – вздохнул Кукумерис.

– Будете ходить по собеседованиям, искать. Опять же бесплатное лечение в нашем Санатории, если есть нужда, – ухмыльнулся Вальтурис.

– А если мы ничего не станем решать? – Луна стояла вдалеке от всех и разглядывала заусеницу на большом пальце руки. – Если просто вернемся на шоу, как будто и не посещали Храм?

– Ну, так и будет, – пожал плечами Вальтурис, – за вас решит приложение. Так происходит с большинством людей, рано или поздно придет вердикт на почту. Кроме того, это единственный рычаг давления на бюрократию, обычно подобные дела рассматриваются годами. Кроме того, сюда не так просто попасть, если человек добрался в такую даль – он не сомневается. Храм – не дает ответы, Храм дает выбор, а это много.

– Но этот выбор предопределяет все! – возразила Флор. – Это невозможный выбор.

– Всякий выбор предопределяет все, – улыбнулся Вальтурис.

Нула зааплодировала, – Хорошо сказал! А теперь, – Нула широко улыбнулась, – мы оставим вас наедине с вашим выбором. – похлопала стоящего рядом Фатуса по плечу, не глядя на него, – еще раз, пользуясь случаем, хочу поблагодарить генерального партнера Храма – фармкомпанию «Placebo». Мы с операторами выходим на улицу и оставляем вас здесь поразмыслить над тем, чего вы хотите.

Следующий кадр

Общий план

Участники разбросаны по комнате, если провести между ними воображаемые линии – получится ромб. Углы этого ромба – Луна, стоящая около выхода, Флор, находящаяся в самом дальнем углу комнаты с другой стороны, Фатус и Импер – напротив друг друга и напротив двух истекающих воском фигур. В центре ромба Импер, он сидит на полу прямо между бюстами, на его коленях коробка с талонами.

Следующий кадр

Средний план. Через плечо

Фатус смотрит на Кукумериса, тот сглатывает слюну и расстегивает несколько пуговиц на больничной робе. Опять сглатывает слюну. Оглушительно громко. Лица Фатуса не видно, он засунул руки в карманы брюк и пританцовывает на месте своими коротенькими пухлыми ногами.

Следующий кадр

Луна отворачивается от камеры, закрывает лицо руками. Большой палец кровит из-за откушенной заусеницы, ногти неровные, короткие, под некоторые забилась грязь.

Позади нее пустое темное пространство, двери не видно.

Следующий кадр

План в профиль

Флор напевает себе под нос неизвестную мелодию. Она расстегнула несколько пуговиц на больничной рубашке. Холодный свет настенных лампочек выгодно подчеркивает остроту ее ключиц, тонкую шею.

Крупный план

Импер обхватил голову руками и покачивается из стороны в сторону. Зубы его крепко сжаты. Затем убирает коробку с коленей, ищет куда бы деть руки, убирает волосы с лица. Закрывает глаза.

Макрокрупный план

Открывает глаза. Серые пронзительные радужки заполняют собой экран. Начинается дождь. Импер плачет. С силой сцепляет веки.

Камера выключается.

За кадром:

Глава 5

Матушка стирает память

Иногда я носил на голове книги, иногда – тарелку с остывшим бульоном. Если я кривил душой, а в итоге – спиной, ленился, задумывался – на моем лице тут же оказывался жирный вязкий гель, сделанный из куриных глоток. Я предпочитал книги, если они падали – мне приходилось их читать, а после докладывать матушке содержание. Когда мне было девять, я носил на голове преимущественно рыцарские романы, мать любила их, они хранились в семейной библиотеке веками. Я ронял книги, рассказывал ей о башмаках с шипами под пяткой и людях, которые были вынуждены стоять на носках, с содроганием вспоминая свои занятия в балетной школе. Я ронял книги и рассказывал ей о вилке еретика – приспособлении, которое не позволяло жертве совершать никаких движений головой, иначе два металлических крюка вопьются в подбородок, а еще два – в грудину. Мать улыбалась и говорила: «Это учит сдержанности и дисциплине».

Дважды в месяц, по пятницам, я виделся с отцом. Это был невысокий плечистый брюнет, с широко посаженными глазами и полными губами, его щеки всегда были покрыты жесткими мелкими волосками. Он казался мне совсем обычным в своем костюме клерка с бейджиком, торчащей из пиджака автоматической ручкой и носками, отличающимися от брюк на целый тон. Я не мог понять, как так вышло, что он оказался моим родителем. Мать говорила, что когда-то давно он был красивым и интересным, но я ей не верил. До чего же контрастно мы смотрелись рядом с ним. Мать была выше него, ее длинные серебристые волосы были собраны в тугой пучок, она держала спину ровно, как и я,