Теперь она лежала в своей комнате – осунувшаяся, бледная, как будто кто-то стер с нее весь загар. Глаза превратились в крошечные щелочки. Но этими щелочками она пристально следила за окружающими.

Ева не помнила, как она потеряла сознание. Но у Маши были кое-какие соображения на этот счет. Когда во всеобщей суматохе пострадавшую унесли в дом, Успенская незаметно проскользнула в баню.

И обнаружила то, что и ожидала увидеть: печная вьюшка была плотно закрыта.

Дождавшись, когда Нюта отойдет в сторону, Маша присела на край кровати к Еве Освальд.

– Скажи, пожалуйста, ты закрывала задвижку в бане? – тихо спросила она.

Ева потерла виски и страдальчески уставилась на Машу:

– Какую задвижку? Ты о чем?

– Железную. В трубе. Закрывала?

– Господи, ну какое это имеет значение?! Нет, не закрывала! Я понятия не имела, что там есть задвижка.

Она откинулась на подушку и поморщилась, как от боли. Ее бледное искаженное лицо испугало Машу.

– Может быть, мне все-таки отвезти тебя в больницу? – робко предложила она. – Или попросить Бориса, у него машина проходимее моей.

Подошедшая Нюта горячо поддержала ее:

– Правда, Ева! Маша все верно говорит, вам обязательно нужно показаться врачу!

Ева повернула к ним голову и презрительно улыбнулась.

– Что, за дурочку меня держите?

Маша и Нюта растерянно переглянулись.

– Хотите сплавить меня в больницу, чтобы самим Марфу окучить? – продолжала Ева. – Ничего у вас, дорогие, не получится. Вам меня из игры так просто не вывести.

Понизила голос и прибавила, любезно улыбнувшись:

– Кишка тонка. У обеих.

– Да не собиралась я вас никуда сплавлять! – с детской обидой воскликнула Нюта. – Что вы такое говорите!

– Ты, может, и нет, – легко согласилась Ева. – Умственных ресурсов не хватит. А вот она, – Освальд подбородком указала на Машу, – запросто.

В эту секунду Маше показалось, что перед ней Борис в женском обличье: хамоватый хозяин жизни, способный оскорбить любого просто так, походя, без всякой причины. От молоденькой белолицей Нюты можно не ждать отпора. Ей можно бросить про нехватку умственных ресурсов и довольно посмеиваться, гордясь своим остроумием.

Маша поднялась.

– Нам тебя из игры так просто не вывести, говоришь? – Она ответила Еве такой же милой улыбкой. – Нюта, напомни, что ты вколола нашей дорогой Еве?

Успенская была уверена, что девушка в ответ просто назовет лекарство. Но Нюта сделала больше, чем ожидалось.

– Официально – ацизол, – отчиталась она голоском примерной ученицы.

Но что-то было в ее голоске такое, что заставило Еву приподняться на локте.

– Что значит «официально»? – визгливо спросила она. – Что было в шприце?

Личико у Нюты стало хитрое и довольное. Она выразительно пожала плечами.

– Поверь мне на слово, нам нет необходимости отправлять тебя в больницу, – хладнокровно сказала Маша.

– Что вы задумали?! – Она перевела взгляд с Маши на Нюту. – Что?!

Нюта несколько раз моргнула. Вид у нее был на редкость бесхитростный.

– Разве я могу это объяснить? – вздохнула она. – Мне не хватит умственных ресурсов. Чувствую, что уже не хватает. Поправляйтесь, Ева, и не думайте о плохом.

С этими словами она помахала ладошкой и пошла к двери. Маша последовала за ней, сохраняя серьезное лицо.

В коридоре, как только за ними закрылась дверь, она крепко пожала девушке руку.

– Надеюсь, мы не слишком сильно ее испугали, – озабоченно сказала Нюта. Но глаза ее смеялись.

– Даже если испугали, Еве это только на пользу, – заверила Маша.

– Она тебе и спасибо не сказала, – удрученно заметила девушка. – Ты ее вытаскивала из этой ужасной бани, чуть сама не потеряла сознание…

– А ты делала укол и приводила в чувство, – в тон ей ответила Успенская.

Нюта беззаботно махнула рукой:

– Ерунда. Я же не ради благодарности старалась.

Расставшись с девушкой, Маша отправилась искать Олейникова. Ей хотелось многое сказать ему. И пока Успенская бродила по дому, злорадно скрипевшему дверями и открывавшему для нее пустые комнаты, она успела накопить такие запасы злости, что хватило бы на трех Олейниковых.

Матвея она нашла в библиотеке, устроившимся в кресле. В этом же кресле Марфа вчера утонула, как птенец в гнезде, а Олейникову оно, казалось, мало.

Маша налетела на него, точно кошка на большого пса:

– Ты этого хотел?! Вот он, твой план в действии?!

Казалось, волосы у нее вот-вот заискрятся от переполнявшей Машу ярости.

– Ты о чем? – поинтересовался Матвей.

Но даже его холодный тон уже не мог остановить Машу.

– Ты понимаешь, что произошло? – прошипела она. – Думаешь, это несчастная случайность, что Ева едва не умерла в чертовой бане? Ничего подобного! Кто-то закрыл вьюшку, и угарный газ пошел внутрь. Если бы на месте Евы оказалась Марфа Степановна, она уже была бы мертва! Потому что ей восемьдесят лет, а не сорок пять, и убийца принимал это в расчет! Что ты щуришься на меня?! Да, убийца! Марфа чудом осталась жива! Я до сих пор не могу понять, почему Ева пошла в баню вместо нее.

– Потому что они поменялись, – сказал Матвей, с интересом разглядывая Машу. Казалось, он видит ее впервые. – Ева попросилась идти тогда, когда баня будет самой жаркой, и тетушка уступила ей свою очередь. Марфа должна была пойти после нее.

– Ах, вот оно что…

Теперь Маше все стало ясно. Кто-то не знал о том, что очередность изменили. Этот кто-то пробрался в баню и закрыл задвижку, надеясь, что Марфа не обратит на нее внимания.

И умрет, отравившись угарным газом.

– Ваши игры в расследование чуть не довели человека до смерти, – бросила она. – А знаешь почему? Потому что тетя Марфа проговорилась за ужином! Упомянула про помин души невинно убиенного Марка. Я знакома с ней всего второй день, но ты-то ее любимый племянник! Ты должен был предусмотреть, что такое может случиться.

Машу выводил из себя его внимательный любопытный взгляд. И то, что в уголках его губ пряталась усмешка. Ей хотелось задеть Олейникова, выбить из равновесия, как тогда, когда она предположила, что он может быть убийцей Марка Освальда.

Но Матвей из себя не вышел. Вместо этого он озадаченно потер переносицу.

– Скажи, пожалуйста, – начал он, – ты в самом деле полагаешь, что два бокала вина довели тетушку до такого состояния, что она перестала себя контролировать? Хотя… ты ведь действительно не знаешь Марфу, как знают ее остальные. Но и они поверили.