Ким сдерживала слезы до тех пор, пока Мики не засыпал. Она не хотела грузить его своим отчаянием. На четвертую ночь, когда она гладила ему волосы, девочка почувствовала его последний, едва заметный, вздох.

А еще через два дня после этого ее, наконец, нашли.

Сегодня Стоун не удалось увидеть ту женщину, которая бросила тогда их одних. Или все-таки она ее увидела? Сознание детектива никак не могло соединить эти два образа. У нее в голове был всегда только один образ, и двух было для нее чересчур много. Она не могла с ними справиться.

Инспектор проехала мимо участка, размышляя о том, не стоит ли заглянуть туда, но потом подумала о Барни, который ждал свою позднюю вечернюю прогулку.

Ким свернула на Уистлер-роуд. С одной стороны этой дороги длиной в четверть мили располагался пустырь, а с другой – недавно построенный торговый комплекс. Он не был обнесен оградой и, как магнит, притягивал участников темных делишек, которые вершились в темных углах за его зданиями.

Машина, ехавшая впереди нее, затормозила, и Стоун пришлось резко нажать на тормоз. Из тени показалась чья-то фигура, которая подошла к пассажирскому окну. Ким увидела копну зеленых волос и сразу все поняла.

Она дважды нажала на клаксон. Машина отъехала, а на лице под копной зеленых волос появилось убийственное выражение.

– Какого… – взорвалась девочка, когда инспектор остановила мотоцикл возле нее. Несмотря на то, что на ней не было обычной вызывающей одежды «ночных бабочек», место Джемма выбрала то самое.

– Ты что здесь делаешь? – спросила Ким.

– Жду, пока меня заберет мой водитель, сука. А ты что подумала?

– Спасибо за растение, – сказала Стоун, не обращая внимания на ее настроение.

Девочка уныло уставилась на нее.

– Этот кактус, с колючками – очень умно, – заметила детектив.

– Я его слямзила, – пожала плечами Джемма.

Об этом Ким и сама уже догадалась.

– Все равно приятно, – сказала она.

– А то! Вы же знаете, я хорошо воспитанная девочка.

Действительно, под всей этой руганью, наигрышем и мелким воровством скрываются хорошие манеры, подумала Ким.

– Ты заявила о том, что тебя ограбили? – поинтересовалась Стоун.

– А как же! В криминальную полицию, МИ-пять и в ЦРУ. И все они теперь занимаются только этим.

Громкий смех Ким удивил их обеих. Инспектору стало немного легче.

– Ну а если серьезно, чем ты здесь занимаешься? – повторила детектив свой вопрос.

– А если серьезно, то пытаюсь выяснить, не согласятся ли эти милые мужчины, которые здесь проезжают, сделать взнос в фонд моего ланча. На краудфандинге[54] идею зарубили.

– У тебя нет работы? – поинтересовалась Ким.

– А вы что, на новенькую? – огрызнулась Джемма.

– Но ведь это же…

– Я не хочу обсуждать это, сука. А теперь отвали и дай заработать денег на жратву.

Стоун пошарила в кармане и достала десятку. Джемма с подозрением посмотрела на нее.

– И что ты за это хочешь?

– Ничего. Просто убирайся с улицы. По крайней мере, на сегодня.

Лицо девочки на какое-то мгновение смягчилось, но потом приняло прежнее выражение. Она взяла банкноту и засунула ее в карман.

– Ладно. Так и быть, на сегодня.

– А завтра, в районе семи вечера, у меня на столе будет кое-что съедобное. – Ким протянула руку за шлемом.

Джемма открыла рот.

– Слушай, только помолчи, – пожала плечами инспектор. – Ты знаешь, где я живу.

Она надела шлем, завела мотоцикл и поехала дальше.

Добравшись до конца улицы, Ким повернула налево, затем, проехав метров сто, сделала еще один левый поворот и продолжала поворачивать налево до тех пор, пока вновь не оказалась на Уистлер-роуд.

Теперь детектив медленно поехала вдоль этой улицы. В темноте она заметила несколько фигур, но, приблизившись к телефонной будке, с облегчением вздохнула.

Девочки с зелеными волосами нигде не было видно.

16 декабря 2007 года

Уважаемый дневник,

Когда я открыл дверь, ее глаза были полны страха. Ее волосы не пахли так приятно, как вчера, но по-любому я не хотел повторяться. Ведь на теле человека существует так много мест для пристального исследования. Она напоминала мне компьютерную игру. А кто хочет вечно сидеть на первом уровне?

Эта девочка сильно отличается от той, которую я провожал в понедельник. Ее краска для ресниц, предназначенная для взрослой женщины, которая тогда выглядела так уверенно и вызывающе, теперь стекла с глаз, оставив дорожки на ее щеках. Помада, которую она тайно нанесла уже после того, как вышла из дома, исчезла без следа.

Пятна в подмышках, которые постепенно росли, на блузке из хлопка выглядели коричневатыми. «Как такое возможно?» – подумал я. Пот не может быть коричневого цвета.

И хотя она не покидала того места, куда я ее поместил, присущая ей неряшливость немедленно сказалась на состоянии ее белой блузки.

А сегодня ее блузка была центром моего внимания. Я не мог оторвать глаз от ее налитых грудей, которые натягивали материю и контур которых был изысканно четок. Материя натянулась еще больше, когда под моим взглядом ее дыхание участилось.

Я с трудом сглотнул, протянул руку и почувствовал их округлость под ладонью. Меня как током ударило. Я немедленно захотел узнать, что скрывается под тканью. Каким будет ее лифчик – белым, розовым, кружевным, девственно-невинным, гладким?

После этого «удара током» мне захотелось большего. Не обращая внимания на мольбу в ее глазах, я разорвал на ней блузку. Дело было не в девушке. Дело было во мне.

Я велел ей закрыть глаза. В тот момент они меня не интересовали. Она была не личностью, а неодушевленным предметом, предназначенным для моих исследований.

Лифчик оказался белым и ярко выделялся на фоне неопрятной рубахи. Свежим и еще не заношенным. Материал был мягким, свободным от кружев и никому не нужных декоративных бантиков. Над изгибом этого лифчика, который доходил ей до грудины, не торчало ничего лишнего.

Мне пришлось сглотнуть еще раз, чтобы слюна не закапала у меня изо рта.

Я взял ее грудь в ладонь и слегка сжал ее – и меня тряхануло гораздо сильнее. Не обращая внимания на ее застрявший в горле крик, надавил чуть настойчивее.