На глазах сгорающих от любопытства старушек Забродова впихнули в «клетку» второй машины. Майор и двое конвоировавших Забродова омоновцев устроились в салоне, и «уазик» укатил. Вторая тройка во главе со Скворцовым, который все еще прихрамывал и поминутно хватался за грудь, погрузилась в оставшийся автомобиль. Валентина вдруг сообразила, что Быкова с ними нет. Не было его и во второй машине. Они что, арестовали Забродова вместо него? Не может быть, ведь она ясно сказала майору…

Тем временем «уазик» тронулся и поехал к выезду со двора. Здесь водителю пришлось прижаться к обочине и притормозить, пропуская во двор сначала карету «скорой помощи», а следом за ней еще один милицейский «козел». Из забранного вертикальными прутьями окошка своей «клетки» Валентина разглядела, что обе машины остановились у подъезда Быкова.

Что это значит? Забродов избил его? Может быть, убил? Перегруженный мозг отказывался работать. Если Быков убит, туда ему и дорога. Собаке — собачья смерть. Вот только на Забродова это как-то мало похоже… С другой стороны, что она о нем знает? Только то, что он спас ей жизнь и голыми руками скрутил убийцу ее мужа и дочери, которого милиция даже не собиралась искать. «Может быть, тебе этого мало, голубушка? — спросила она себя и тут же ответила: — Нет, этого вполне достаточно. Больше мне про него знать ничего и не нужно. И не хочу я больше ничего знать».

Омоновцы в салоне опять дружно задымили сигаретами. Один из них хлопнул сидевшего впереди Скворцова по плечу и сказал:

— Смотри, Скворец, как бы эта баба тебя и вправду не заломала. Помнишь, что усатый говорил?

Все загоготали, а Скворцов махнул рукой.

— А что? Я бы ей отдался. И вообще, Вовчик, чья бы корова мычала… Вот повалил бы он усатого из твоего автомата, пришлось бы в него сквозь тебя стрелять. Прикинь: приходишь ты домой весь в дырках, а Люська тебе и говорит: сам, мол, штопай, козел, ниток на тебя не напасешься…

Под дружный хохот машина въехала во двор отделения милиции. Валентину провели в здание и оставили в кабинете с зарешеченным окном. Все это походило на дурной сон. Она не могла похвастаться тем, что точно знает, как должны в подобных учреждениях обращаться со свидетелями преступления, но ей казалось, что все происходит как-то не так. Больше всего это походило на самый настоящий арест.

Минут через десять-пятнадцать в коридоре послышался приближающийся недовольный голос:

— За каким хреном вы ее сюда притащили? Да плевал я на вашего усатого, он мне не указ! Что мне теперь с ней делать прикажете?

Второй голос что-то неразборчиво пробубнил в ответ.

— Показания, — явно передразнивая, протянул первый. — Везли бы к самому, у меня тут не гестапо.

Валентина вздрогнула. Похоже, что Забродов был прав во всем — кошмар только начинался.

— Ладно, попробую, — в ответ на неслышную реплику с неохотой сказал первый голос. — Да не ору я, не ору.

Он и в самом деле перестал орать. В коридоре еще о чем-то поговорили приглушенными голосами, и наконец дверь распахнулась. В кабинет, приветливо улыбаясь, вошел человек в милицейской форме. Насколько могла судить плохо разбиравшаяся в погонах Валентина, это был капитан. На лице его резко выделялся длинный и какой-то извилистый нос.

— Здравствуйте, — приветствовал он Валентину, усаживаясь за стол и доставая из ящика какие-то отпечатанные типографским способом бланки. — Я капитан Рябцев. Для вас Николай Сергеевич. Мне поручено вести ваше дело. Для начала позвольте извиниться за действия наших ребят — работа у них нервная, тяжелая, так и норовят помять бока правому и виноватому. Сначала маленькая формальность: ваши фамилия, имя, отчество, место работы и домашний адрес.

Под диктовку Валентины он записал все ее данные.

— Итак, — сказал он, поднимая голову от протокола, — я вас слушаю.

Валентина подробно изложила ему свою историю, умолчав лишь о переданной ей Забродовым тетради. Она не собиралась откровенничать с этим капитаном — он ей активно не нравился, тем более что, судя по голосу, орал в коридоре именно он. К тому же ее настораживало, что за все время, пока она говорила, Рябцев не записал в протокол ни слова.

— Итак, — подытожил капитан, когда она замолчала, — вы утверждаете, что гражданин Быков пытался вас изнасиловать, а вовремя подоспевший Забродов помешал ему. Так?

— Так, — подтвердила Валентина.

— Должен вас огорчить, — развел руками капитан. — По имеющимся у следствия данным Быков и Забродов работали на пару. Убивали людей и топили трупы в одном таком, знаете ли, озерце. На совести этой, не побоюсь этого слова, банды девятнадцать убитых. Среди них — ваш муж и трехлетняя дочь. После того как вам удалось убежать из квартиры, Забродов застрелил Быкова и оказал вооруженное сопротивление работникам милиции. Так что то, что вы там наблюдали, было дракой шакалов. Возможно, они не поделили… э… как бы это сказать… право первенства, что ли. В общем, вас, уважаемая Валентина Наумовна.

— Это неправда, — сказала она. Поврежденное горло распухло, губа вздулась и болела, мешая говорить. — Это неправда… Николай Сергеевич. Я не убегала из квартиры, Забродов сам меня оттуда выставил. Он не собирался меня… со мной… Он один поймал этого бандита, вы не должны так о нем говорить.

— Какие слова, — протянул Рябцев почти ласково. — Сериалы, наверное, смотрите, «Санта-Барбару», а? Следствию, знаете ли, виднее. Я не могу тратить время, переубеждая вас. Уверяю вас, тем не менее, что дела обстоят именно так, как я вам только что изложил. Забродов ваш — бывший сотрудник спецслужб, ему человека убить — все равно что плюнуть. Поэтому я сейчас составлю протокольчик, вы мне его в интересах следствия подпишете, и расстанемся друзьями. Договорились?

— Нет, — сказала Валентина. Она изо всех сил старалась не думать о возможных последствиях своего отказа.

— Как хотите, — пожал плечами Рябцев. — Не хотите со мной дружить пожалуйста, я же не навязываюсь. Но протокольчик подписать все-таки придется. Я вас уговорю. А не я, так другие, специалистов хватает. И потом, зря вы думаете, что своим упрямством поможете Забродову, Не хотелось бы вас лишний раз огорчать, но ему уже никто не поможет.

— Что это значит?

— Это значит, что несколько минут назад задержанный Забродов был убит при попытке к бегству.

Полковник Мещеряков засиделся на службе допоздна. Дымя сигаретой, он допивал пятнадцатую за сегодняшний день чашку кофе, сидя за своим заваленным бумагами столом. Порученное ему служебное расследование зашло в тупик. В очередной тупик, невесело усмехнувшись, отметил полковник. Единственный человек, который мог бы пролить хоть какой-то свет на загадочные обстоятельства смерти капитана армейской разведки Алехина, его бывший командир и теперь уже бывший депутат Думы генерал Рахлин был убит минувшей ночью у себя на даче.

Вдобавок ко всему этот чертов Забродов опять куда-то запропастился и не отвечал на звонки. Конечно, ему не позавидуешь, все-таки шьют ему уже не один труп, а целых девятнадцать, но позвонить-то можно! Сиди тут, беспокойся о нем…