— И недавно они встретились? — догадался священник.

— Да, у нас на обеде. Ну, если бы я знал, что Федя приедет, то Гарика не привел бы.

И тут отец Сергий взорвался:

— Да что же ты за мразь такая! Какой тварью надо быть, чтобы скрыть такое преступление! А в результате ребенок потерял душу, вырос изуродованным монстром, убил невинных женщин, погубил себя! Гореть тебе синим пламенем в аду, гадина!

Грех гордыни, с которым так усиленно боролся священник, победил.

— Отвали, батюшка!

— Недаром маньяк пытался выставить тебя убийцей! Ты и есть убийца!..

Сделав над собой невероятное усилие, отец Сергий замолчал, но оставаться рядом с Фирсовым не мог — боялся врезать по морде.

— Эй, батюшка, ты куда?..

Священник, не оборачиваясь, поднимался по лестнице.

Он вышел на улочку дачного поселка, набрал номер телефона Паши. Тот, словно читая его мысли, спросил:

— Это Федя?.. Веселовский не бредил — он видел, как насилуют ребенка?

Отец Сергий подтвердил.

Холодный осенний воздух был пронзительно свеж. Священник огляделся, соображая, как бы ему добраться до деревянной Остюковской церкви, примерно выстроил вектор движения, решительно двинулся в путь. Обошел ближайший холм, нашел тропинку, ведущую к Остюковке, и увидел на холме маленькую деревянную постройку, похожую на забытую игрушку.

Приглядевшись к ней, увидел, как из крошечных окошек поднимаются столбы дыма.

Паша Седов

17 октября

В церкви плавился воздух, факелами рушились куски деревянной крыши. Пиршество огня сопровождалось жуткими звуками: треском и гулом, невнятными стонами, утробными вздохами.

В первые секунды, вбежав из холодного воздуха в жерло печи, Паша учуял запах бензина — поджигатель щедро полил им стены и земляной пол. Спустя несколько горячих мгновений обоняние отказалось служить.

Самое страшное находилось прямо перед его глазами: Света, привязанная к столбу, обложенному горящими ветками. Ее тело безвольно обвисло на веревках, одежда тлела. Паша догадался, что она потеряла сознание, надышавшись угарными газами. Это было хорошо, решил он, потому что иначе она сошла бы с ума от боли и страха.

Он увидел в своей руке нож (когда успел прихватить?) и бросился к столбу. Спеша разрезать веревку, не обращал внимания на жалящий кожу огонь. Жар обжигал ноздри, губы, глаза. Приходилось регулярно прижиматься лицом к ткани куртки на плече, промокая слезы, — Паше казалось, что они вот-вот закипят на лице.

Наконец веревка сдалась. Тело Светы обвалилось в его объятия, он сунул нож в карман штанов и двинулся к выходу.

Он выпал в холодный осенний воздух, задыхаясь от кашля, не замечая, что кожа на руках вздувается волдырями. Опустил Свету в высохшую желтую траву, холодную и сырую. Солнце ушло за горизонт, но и последних отблесков заката хватило, чтобы разглядеть: огонь опалил ее ноги, бедра, руки до плеч, покрыв черными пятнами.

Она вздрогнула, закашлялась.

— Федя… — прошептала едва слышно.

— Света, прости меня, слышишь? Это я недосмотрел, не защитил!

Ее слова прозвучали эхом его слов, но Паша догадался — она даже не услышала его:

— Федя не виноват. Я виновата. Пусть он простит…

Он хотел, чтобы она поняла, услышала, ответила, и — закричал:

— Света, я люблю тебя, слышишь? Ты будешь жить!

Она посмотрела прямо в глаза сыщика и узнала его:

— Паша, ты хороший, а я тебя не любила…

— Нет, не говори это сейчас! Света…

Он пытался объяснить — почему, что, зачем и как, но ее лицо под дыханием смерти уже превращалось в маску. Пашка попытался вдохнуть в нее жизнь, разбудить сердце, но Света осталась бездыханной.

Он заорал, надеясь повернуть время назад или хотя бы разбудить ее от смерти, а в следующий момент ощутил шок, не сообразив сразу, что это был удар по голове. Он откатился в сторону.

Над ним стоял Федя, наряженный в своей попугайской манере, перепачканный сажей. В руках он держал бейсбольную биту. Размахнулся.

Движимый одним только инстинктом, Седов перевернулся на живот, увидел, как бита врезалась в плотный травяной колтун в том месте, где только что находилась его голова. Вскочил, бросился на Федю, забыв о лежащем в кармане ноже.

Казалось, у него не было ни единого шанса победить в схватке — руки горели, словно облитые кислотой, в легких клокотало, а горе уничтожило его волю, но он все же исхитрился выбить биту. Обезоружив противника, проигнорировав несколько весьма ощутимых хуков в живот и грудь, подсечкой повалил парня. Машинально, отработанными в спортзалах приемами, обездвижил противника: поймал его запястья, заломил руки за голову, коленом придавил грудь, локтем уперся в землю и тесно прижал предплечьем шею Феди.

Хрипло объявил:

— Ты ответишь за все.

— Лучше убей! — широко улыбнулся парень. — Теперь я могу умереть. Ведьмы, которые погубили меня, в аду. Тот, кто превратил меня в чудовище, убит. Я, Злой Ангел, победил.

Он был прав — Паша не смог остановить его.

— Мне жаль тебя, но будь ты проклят!

Седов вспомнил о ноже.

Не важно, что его посадят. Жизнь кончилась, какая разница, как теперь существовать?

Нож зацепился за внутренний отворот кармана. Паша перенес вес тела на опорную ногу, ослабив давление на грудь Злого Ангела, — и он воспользовался этим: рванулся, сбросил с себя сыщика, ловко подхватил биту.

Один удар крепкой деревяшкой — и нож отлетел на два метра, а Пашина рука безвольно повисла.

Со стороны дороги донеся звук милицейской сирены.

Федя бросился на Седова, стоявшего прямо перед входом в горящую церковь, и вместе с ним ввалился в полыхающий ад.

Они сцепились снова. Злой Ангел врезал под дых, Паша рефлекторно ответил коротким толчком в живот, вложив в удар остаток сил. Зацепившись пяткой за кусок дерева, Федя потерял равновесие и упал в костер, окружавший столб.

В этот момент рухнула крыша. Толстые пылающие перекрытия накрыли тело когда-то изнасилованного мальчика. Пашка не увидел этого — его оглушила горящая балка. Теряя сознание, он успел загадать желание: больше не очнуться.

Отец Сергий

17 октября

По дороге к церкви, полыхавшей как пионерский костер, спешили милицейские и пожарные машины.

Отец Сергий, поднявшись к церкви с другой стороны, опередил их всего на несколько минут. Сыщика он не увидел, а на земле лежала женщина в полусгоревшем платье, обожженная до черноты. Отец Сергий понял — это она, та женщина, из-за которой Паша Седов потерял себя. Священник взял ее за руку, пульс не прощупывался.