— Туван-е-саван-те-беран, — произнес я, надеясь, что правильно запомнил заклинание. Ничего не произошло, но это могло быть по нескольким причинам. Чтобы заклинание джен-теп сработало, нужно выполнить 5 условий: безупречно произнести слова, четко представлять картинку в голове, сделать магический жест, найти проводник (я использую песок и ветер) и, наконец, проявить свою волю мага. Эта часть всегда давалась мне хуже всего.

— Туван-е-саван-те-беран, — повторил я, снова проверив, правильно ли выполнил магический жест. Когда снова ничего не получилось, я попытался еще раз проверить каждую часть заклинания, выискивая ошибку. Конечно, ошибки может и не быть, просто у меня не хватает силы.

Волнение мешало мне сосредоточиться, а это означало, что картина заклинания в моей голове разваливается. Я пришел в отчаяние, зная, что Шелла может проделать это хоть во сне. Я прямо видел ее: идеальные черты, золотистые волосы, так непохожие на мою собственную темную гриву; она стоит и смотрит на меня с таким выражением на лице, словно я ее все время забавляю и одновременно разочаровываю. А больше всего меня всегда раздражал ее голос: куда более зрелый, чем у любой другой тринадцатилетки, дикция такая совершенная, каждый слог — словно музыкальная нота. Я не знал, зачем я вообще пытаюсь связаться с Шеллой — она все равно была почти что рядом со мной.

— Ох! — вздохнул я.

— Туван-е-саван-те-беран, — произнес я в последний раз.

Я и не заметил, что ветер усилился, пока несколько песчинок не попали мне в глаза и они не заслезились. Когда я снова посмотрел на землю, песчинки кружились на ветру.

— Келлен? — услышал я голос Шеллы.

— Шелла?

Картинка нахмурилась.

— Как ты?.. — я уже собирался объяснить, как сумел заставить заклинание заработать, но картинка снова изменилась. — Ах да, конечно. Я забыла завершить заклинание, поэтому, наверно, когда ты произнес свое любительское заклинание дыхания, мои собственные чары случайно пробудились.

— Конечно, — сказал я, не желая начинать ссору. — Шелла, кто в нашем клане может…

Она прервала меня, изображение ее глаз на песке вдруг задвигалось.

— О предки, Келлен, ты все еще в Телейдосе?

— Да. Тут кое-что…

— Убирайся оттуда! — прокричала она, и ветер усилился, откликаясь на возросшую магическую мощь. — Я же сказала тебе уезжать оттуда!

— Сказала, — прошептал я. — Ты будто точно знала, когда мне нужно уехать.

По едва приметному колыханию песчинок я понял, что сестра качает головой.

— Все не так, Келлен. Пожалуйста… доверься мне, тебе нужно оттуда уехать.

— Почему, Шелла? Потому что нет никакой эпидемии Черной Тени? Потому что за всем этим стоит наш народ?

— Келлен, к тебе это не имеет никакого отношения. Уезжай из этого ужасного места!

От этого было мало толку, но Шелла всегда была упрямее меня.

— Скажи мне, что тебе известно, может, я уеду.

Она колебалась, и, несмотря на ветерок, крохотные песчинки были странно неподвижны.

— Я мало что знаю, Келлен, но когда я попробовала найти источник Черной Тени с помощью собственных заклинаний, я не смогла понять то, что увидела.

— О чем ты?

— Я увидела… нити, Келлен, иначе их не назовешь. Тонкие нити эфирных сил, которые тянулись из земель джен-теп до самых Семи Песков. А потом, когда я попыталась зайти дальше…

— Что? Что произошло?

Лицо Шеллы на песке выражало то, что обычно было ему не свойственно — страх.

— Кто-то вытолкнул меня из эфирного уровня, да так, что я потеряла сознание. Кто-то, кто сильнее меня.

Шелла признала, что есть кто-то сильнее ее! Одного этого было достаточно, чтобы понять, насколько все серьезно.

Песок снова пришел в движение, и образ Шеллы начал расплываться.

— Заклинания, которые я создала, чтобы мы смогли поговорить, начинают таять. Я больше не рискну их сотворить, чтобы не привлекать внимание тех, кто за всем этим стоит. Я не знаю, когда мы сможем снова поговорить, Келлен, но теперь ты знаешь все, о чем знаю я, поэтому делай что обещал и уезжай из Телейдоса сегодня же.

Я не стал говорить, что, по-хорошему, я ничего ей не обещал. Вместо этого я просто провел рукой по песку.

— Береги себя, сестренка.

В дом Сенейры я вернулся уже ранним утром. Я думал, что буду там один, потому что Сенейра и Фериус в больнице с Береном и Тайном, а Рози бродила неизвестно где. Всю дорогу я думал о смерти Ревиана и о том, что можно сделать или сказать, чтобы помочь Сенейре пережить это.

Оказалось, что не стоило ломать себе голову, потому что, когда я добрался до дома, они с отцом были уже там и сидели за кухонным столом. Произошло нечто еще более ужасное.

— Он умер, — произнес Берен; бледный, как привидение, он обнимал дочь, а она прижимала к груди тряпичную лошадку. Рассеянный свет от висящего светильника разбросал вокруг них тени. — Мой мальчик умер.

Мучительный, рвущий душу всхлип сорвался с его губ, и он уткнулся лицом в волосы дочери.

Сенейра сидела тихо, свободной рукой поглаживала Рейчиса и смотрела вдаль, в никуда. Выглядела она так, словно вообще не осознавала, что рядом с ней кто-то есть.

Услышав, как открывается дверь, я повернулся и увидел Рози. Она кивнула Фериус и снова вышла. Фериус положила руку мне на плечо:

— Пойдем, малыш. Дадим им время погоревать.

На улице, подле лошади, запряженной в простую маленькую тележку, стояла Рози. А рядом молодая женщина с нервным видом держала за руку маленького мальчика лет пяти на вид.

— Ее зовут Аделла, — сказала Рози.

Мальчик посмотрел на аргоси, словно ожидая, что она назовет и его имя, но она молчала, и он сказал:

— Меня зовут Йерек Фарсус. Моего отца зовут Джуниус Фарсус, но он с нами больше не живет. Мою сестру зовут…

— Вечно они зациклены на именах, — устало прокомментировала Рози и, обращаясь к Фериус, добавила: — Вчера вечером слухи привели меня в городок Ластрейда, милях в двенадцати отсюда. Там я и нашла Аделлу с сыном. Примерно год назад у мальчика началась ужасная лихорадка, а потом вокруг правого глаз появились извивающиеся черные линии.

Я опустился на колени осмотреть лицо мальчика. Оно было чистым — ни пятен, ни даже шрама, как у Дексана. Йерек глядел на меня огромными глазами, и я только через секунду понял, что он смотрит на Рейчиса, который вышел из дома и запрыгнул мне на плечо.

— Киса! — с восторгом сказал он.