Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воксзаго направился к своей цели, переступая через стражников и маленьких летучих мышей. Он крепко ухватился за цепь, которая все еще была прикреплена к диску. Конечно, он уже не так молод и силен, однако должен сделать последнее дело в своей жизни.
Воксзаго забил крыльями и медленно поднялся в воздух. Он поднимался все выше, и во всеобщей неразберихе этого никто не заметил.
Он выбрался через круглое отверстие наружу в померкший сумрачный день.
Осталось триста шестьдесят секунд.
У него достаточно времени. Диск своей тяжестью тянул его к земле, но Воксзаго продолжал подниматься над пирамидой.
Он непременно должен совершить жертвоприношение сам.
Преследуемый Готом, Шейд мчался на небольшой высоте над полом и видел повсюду смятение и страх. Стражники все еще решали: кто из них был настоящий король, а кто только звуковая иллюзия? Многие бросились прочь, когда он повернул к ним, и его сердце радостно подпрыгнуло, когда он заметил, как еще несколько маленьких летучих мышей освободились и взлетели в воздух.
Где теперь Чинук и Ариэль? Удалось ли им бежать? Очередной раз пролетая над камнем, Шейд увидел лежащего сереброкрыла; каннибалы не держали его, но он лежал неподвижно. Почему он не улетает? Но тут сереброкрыл неуклюже приподнялся, и Шейд чуть не вскрикнул.
На его предплечье блестело кольцо.
У Шейда не было времени хоть что-нибудь сделать. Наверху у самого потолка он заметил яркие вспышки звука и эхо-зрением увидел, что это начали мерцать вырезанные в камне глаза. Теперь он понял, что так долго терзало его во сне. Глаза Кама Зотца.
Плотный столб воздуха возник прямо перед ним и сомкнулся вокруг. Шейд попытался вырваться из этих гибельных объятий, но они держали крепко, выпуская острые, похожие на когти отростки, разрывающие его звуковую оболочку.
— Шейд! — прорычал Гот. — Теперь я вижу тебя!
С воем на него налетел адский вихрь, сорвал одну полоску маскировки, потом другую, и было ясно, что еще через пару секунд Шейд останется беззащитен, как новорожденный мышонок.
Он отбросил бесполезную маскировку, как змея сбрасывает кожу, и она еще некоторое время висела в воздухе, постепенно распадаясь. Что есть силы Шейд помчался прочь, надеясь, что во всеобщей неразберихе успеет найти место, где можно спрятаться.
И вернуться за своим отцом.
В ярости Гот хлестнул отброшенную звуковую оболочку, которая все еще висела в воздухе. Он ударил по ней, и она распалась на миллион осколков эхо.
Вдруг он увидел маленького сереброкрыла, устремившегося к потолку. Шейд!
Почему-то Гот был совершенно уверен, что это он, маленький смутьян, который с первой встречи приносит ему несчастье. Больше ему это не удастся.
Гот засек сереброкрыла эхо-зрением, увидел, как тот пытается пролезть в щель на потолке, надеясь спрятаться там, и в три взмаха мощных крыльев поднялся к потолку.
Шейд даже не успел повернуть голову, как Гот вонзил когти глубоко в его плечо. Затем пасть Гота сомкнулась вокруг шеи Шейда и с наслаждением принялась рвать его на части. Он терзал, предвкушая ощущение живой плоти врага, но ничего не почувствовал.
Он вообще не почувствовал никакого вкуса.
Гот оторвал второй кусок, третий и наконец понял, что жует пустоту. Он с отвращением и гневом отпрянул и увидел, как распадается очередная иллюзия.
— Шейд! — яростно взревел Гот.
Окруженный звуковым плащом-невидимкой, Шейд опустился рядом со своим отцом. Кассел, с трудом превозмогая боль, полз через камень — стража пока не замечала его. На мгновение для Шейда все перестало существовать — он смотрел на отца.
Это истощенное, сломленное существо — его отец?! Шейд не мог поверить своим глазам. В детских мечтах отец всегда представлялся ему непобедимым героем. А теперь он видит его, ползущего по этому камню, жалкого и беспомощного… Шейд придвинулся ближе. От отца отвратительно пахло после многодневного заключения в тюрьме — дней, проведенных без пищи и сна, без чистки шерсти. Но под этой вонью он ощущал другой запах, такой знакомый, самый лучший в мире. Запах дома.
Шейду хотелось лечь рядом с отцом, ничего не видеть и не слышать, прижавшись к его шерсти.
Кассел почувствовал, что кто-то рядом, огляделся и, оскалив зубы, зашипел.
Шейд в тревоге отступил и на мгновение уничтожил иллюзию, чтобы отец его увидел. Не для того, чтобы Кассел узнал его — как он мог узнать сына, если они никогда прежде не встречались.
Отец озадаченно нахмурился и убрал когти. Тогда Шейд снова накрылся плащом-невидимкой, накинув его и на отца, и оба стали невидимы для остальных. Шейд слышал, как Гот крушит все вокруг, разыскивая его, раздает приказы стражникам. Он понимал, что у них совсем мало времени. Он чувствовал, как через пещеру проносится дыхание Зотца — он тоже ищет его, готовый растерзать.
— Ты можешь взлететь? — шепотом спросил Шейд.
Отец покачал головой:
— Крыло…
Шейд увидел опухоль под перепонкой и понял, что предплечье Кассела вывихнуто. Шейд мысленно выругал себя. Какой же он дурак! Примчался сюда, чтобы всех спасти. А в итоге остался один, без помощи, и теперь они с отцом погибнут здесь.
— Кто ты? — хрипло спросил Кассел. — Мы встречались раньше?
— Нет.
— Я тебя знаю?
— Нет.
— Тогда кто ты?
— Я твой сын.
— Шейд? — воскликнул Кассел.
— Откуда ты знаешь? — удивился Шейд.
— Мы придумали тебе имя еще до твоего рождения.
Они на секунду обнялись, будучи в безопасности под плащом-невидимкой.
— Мы с тобой поползем, — сказал Шейд. — Сначала вверх по стене, а потом по трещинам выберемся наружу.
Но, произнося эти слова, он понимал, что их план обречен на неудачу. Он уже слышал, как к ним несется яростное дыхание Зотца. В два удара оболочка, делавшая их невидимыми, распалась.
— Лети! — крикнул Кассел.
— Цепляйся за меня, — сказал Шейд. — Мы взлетим вместе!
Он сомневался, что сумеет оторваться от земли с такой тяжестью, но не мог бросить отца.
Что-то тяжелое ударило его в грудь, он рухнул на камень и увидел, что его крылья прижаты двумя мощными когтями. Шейд почувствовал над собой обжигающее дыхание Гота.
— Я знал, что это ты, — сказал Гот. — Ты помешал мне убить солнце, но я все-таки вырву и съем твое сердце!
Сидя на краю круглого отверстия в потолке, Марина смотрела сверху на происходящее в пещере.
Рядом с ней были Калибан и Кортес с дюжиной своих солдат, которые с большим трудом вскарабкались на вершину пирамиды по наружным стенам. Во время пути они слышали голоса, несколько раз Марина успевала заметить летучих мышей, вылетавших наружу.