передать записку. Полукилометровый волок, под снегом – явно бревна, привел нас в рукотворный очень старый канал, который в нескольких местах был поправлен недавно. И впереди показалась церковь. Я сразу заглушил двигатель! До нее километра полтора вдоль озера. Церквуха странная, больше всего она мне напомнила церкви в Новгороде и Суздале, и во Владимире: высокий четырехугольник с одним куполом в самом высоком месте.

– Рюсска. – подтвердил мою догадку наводчик Торгерд. – Почему нет дымов?

Он открыл люк и высунулся из башни. Немного потоптался по своему креслу и сел обратно.

– Рюрик! Ветер оттуда, а дымом не пахнет. Там, похоже, живых нет.

До рассвета еще пара часов, я запустил двигатель, но фару не зажигал. Сзади все тоже самое сделал Рандолф.

– Торгерд, махни ему, что идем на прорыв.

Я прибавил обороты, тронулся с места, но убавился, чтобы сильно не шуметь. По карте река между озерами с крутыми поворотами. Дома в деревне странные: не русские, не шведские и не финские. Довольно высокие, бревенчатые, с горизонтальной укладкой венцов и маленькими квадратными оконцами.

– Двери все нараспашку. Виселица, княже! Женщины висят.

Я чуть прибавил ход, выскочил на нижнее озеро, там развернулся и направился к церкви. Выскочил на улицу. Никто из домов не показался. Ни одной живой души. Нет, есть, волки пируют! В церкви выбита дверь, утвари нет, я прошел за амвон, нашел какие-то книги, что-то вроде летописи и какую-то учетную. Забрал, и сел обратно в машину. Читать на этом языке я не слишком умел. Село называлось Ляскеля, все, что удалось прочитать.

Мы настигли их через двое суток, меняя друг друга и остановившись только один раз: дозаправиться. Проскочили через «освобожденную» Ухту, ее освободили от жителей, но дома не жгли, что не спугнуть остальных, которые могли сообщить об этом в Кемь и в Сумский острог. Мы оставили цистерны за большим островом, и выскочили из протоки между островами, увидели их обозы, набрали скорость и ударили из пулеметов по лошадям, тянущим сани и артиллерию на санях.

Впереди кто-то, шибко умный, вместо того, чтобы бежать к лесу, начал строить в каре пехоту и пустил на нас конницу, которая сходу познакомилась с оглушительным разрывом ракеты. Кони стали абсолютно неуправляемыми, да и было кирасиров не так много. Солдаты противника присели на колено и стояли, подставив под тяжелые мушкеты какие-то подпорки. Расстреляв конницу, мы атаковали оба фланга каре ракетами, а затем заработала фугасно-осколочными автоматическая пушка. Когда начали взрываться с частотой 250 выстрелов в минуту осколочные снаряды, то солдатики побежали, бросая тяжелые мушкеты и прочую амуницию. Самые умные высоко задрали руки. Я заметил скачущих во весь опор всадников с какой-то тряпкой синего цвета с желтым крестом и белым квадратом в перекрестии. Флаг заканчивался тремя узкими зубцами. Дали очередь туда, их несколько поубавилось. Мы их догнали, они попытались выполнить разворот, но скользко же! Почти все попадали вместе с лошадьми. Прямо удирал только один.

– Бей в лошадь! – приказал я стрелку, и тот ударил одиночным под ноги лошади, она рухнула, я тормознул и дал реверс винту. Сбросили ход и из саней выскочил Ролф. Упавший офицер поднялся и вытащил шпагу. Сержант церемониться не стал, достал «Стечкин», и выстрелил ему под ноги несколько раз.

– Бросай оружие! – прокричал он.

– Ко мне, гвардейцы! – приказал в ответ офицер, и попытался левой рукой выстрелить из пистоля. Но не успел, сержант вскинул свой пистолет, и выстрелил ему в ногу. Затем быстро и качественно его «упаковал». Я закончил разворот, и остановился возле них. Выскочило еще два моих гвардейца и товарищ оказался в наших салазках. Но бой еще не закончен, он продолжался еще более получаса. Мы маневрировали, вели огонь, гоняли пехоту по льду, пока, наконец, не сбили их в невооруженное стадо. Уложили на лед, и начали вязать. Подошел Ролф.

– Эта скотина ругается, и все время говорит, что он – рекс.

– Это – то, что нужно! Там, сзади, подай мой рюкзак.

Мой маленький зелененький родненький рюкзачок хранил копии тех бумаг, которыми снабдила меня Москва. Толмача с собой не было. Пришлось выйти из кабины, и по-французски спросить у пленных:

– Есть здесь кто-нибудь, кто знает русский, французский или норманский языки?

Сзади раздалось на французском:

– Слав тебе господи! Хоть кто-то нашелся, говорящий на нормальном неварварском языке! Мы – божьей милостью, Густав II Адольф, король шведов, готов и венедов, Великий князь Финляндии, герцог Скании, Эстляндии, Лифляндии, Карелии, Бремена, Вердена, Штеттина, Померании, Кашубы и Вендии, принц Рюгена, господин Ингрии и Висмара, пфальцграф Рейнский, герцог Баварии, Юлиха, Клеве и Берга. Назови мне свое имя, раб.

– Ну ты даешь, козел! Самозванец, хренов! Ну-ка, глянь сюда! Ты это видел? А твою «великую армию» видишь? Её разбили 32 моих гвардейца, и тебя повязал мой сержант. Ты у него и у меня в рабстве! По этим бумагам – я, князь Андрей Белозерский, владею Кольским уездом, Карелией, Остботнией, обеими Лапландиями и большей частью Великого княжества Финляндского. И могу запросто взять Стокгольм. В Рованиеми – мои люди, в Торнео – они же, в Улео они будут завтра. Флот мы, объединенный, утопили в апреле прошлого года. У тебя один выбор: безоговорочная капитуляция, в противном случае, останешься на льду, вместе с трупами, и тебя живьем сожрут волки. Наследников у тебя нет, род твой будет пресечен. И вся Швеция присягнет мне.

– Мы, божией милостью…

– Заткнись, дурашка, бог тебе не поможет, его придумали в Израиле, давно, и вбили тебе с детства в дурную твою башку, что он существует и помогает тебе. Много он тебе помог против моего оружия и моих машин? Подписывать безоговорочную капитуляцию будешь или нет?

Тот отвернулся, и ничего не ответил.

– Освободите место в волокушах для других раненых.

– Не смейте! Я – король!

– Ты – не король, ты – подкормка для волков. Ты приказал всех вырезать и повесить в Ляскеля и Ухте? Их сейчас едят волки, вот и побудь немного кормом для них, а не королем. Не долго, даже замерзнуть не успеешь, вон, они уже пришли, голодные, бедняжки!

– Я – подпишу!

Пришлось ему гелевую ручку в руки давать.

Совсем другое дело! Швеция, точнее, её король капитулировал, ублюдок. Его слово должен подтвердить риксрод, собрание благородных. Поэтому отправляем троих в Кемь, к Кострину, пусть Иван поможет трофеи собрать, да подарок получит: 5000 шведских ружей «Хусгварна». Тысячу себе оставит, а остальное – Петру, они ему пригодятся! Ну и с питанием там у них вечно не очень, монастырь постоянно зажимает поставки. Трофеев – более чем