– А мы где-то спалились, командир? – споткнувшись, пробормотал Платов.

И меленько захихикал. За ним и Становой.

– Мигель, Мигель… – облезая от удивления, стал толкать Карденоса в бок Саймон. – Просыпайся скорее, мы спим, черт возьми, русские пришли за нами, они переоделись и притворяются дикарями. Ты должен это видеть, проснись, Мигель…

– А? Я что-то пропустил? – начал возвращаться к жизни молодой латинос. Привстал, посерев от боли, крайне удивился, что он уже без веревок.

Залопотала по-английски Барбара, вроде и понятен был язык, но вот что она пыталась донести, ни черта не понятно.

– Господи, Глеб… – простонала Катя, очумело вращая глазами. – Ты пришел, в это невозможно поверить… Как же мы так оплошали…

– Да ладно, первый раз живем, не имеем пока опыта… – Семен уже пришел в себя, помотал окровавленной головой и полез обниматься.

– Не хотел бы прерывать этот потный мужицкий секс… – забубнил изменившимся голосом Антонович, пятясь обратно в хижину, – но к нам направляются трое посетителей.

Двое – с оружием, третий – почему-то женщина… Мне вот интересно, Глеб, у тебя есть план на все случаи жизни? Мы можем, конечно, их срезать одной очередью, но потом, когда вся братва, включая старцев и пузатую мелочь, кинется за нами в погоню…

– Всем лечь, веревки на себя… – захрипел Глеб, бросаясь к факелу, чадящему посреди хижины, и отставляя его в угол, откуда он практически не освещал лежащих на полу…

Когда трое вторглись в полумрак, суета уже оборвалась. Семь тел, включая пронзенного копьем папуаса, лежали в ряд и жалобно стонали, естественно, кроме папуаса. Двое часовых возвышались столбами, отвернувшись от входа. Возмущенные мужчины о чем-то переговаривались, было понятно и без перевода: где охрана?! В голосах сквозило беспокойство. Впрочем, успокоились, обнаружив пленников на полу. Глебу в ухо что-то проорали – он и ухом не повел. Женщина, прибывшая вместе с воинами, занимала, видимо, в иерархии племени не самое последнее положение. В ярко-красной тканевой юбке, ладно сбитая, не старая, с пятым размером еще не провисшей груди, с какой-то вздорной вавилонской башней на макушке и ожерельем на груди из перламутровых ракушек. «Ведьма? – озадачился Глеб. – Главная жрица ритуального обряда?» Она вела себя непринужденно, что-то беззлобно ворковала под нос, склонилась над телами, не понимая, почему они так плохо освещены, нагнулась ниже, чтобы рассмотреть, – и чуть не раздавила своими «буферами» физиономию Станового, который тут же возмущенно задергался. Одновременно насторожился один из воинов, прибывших за первой жертвой. Он пристроился у женщины за спиной, начал ворчливо что-то выкрикивать, тыча пальцем в стонущие тела.

«Умеют считать?» – удивился Глеб. Ну, правильно, одно из тел почему-то оказалось лишним.

Они ударили с Антоновичем одновременно – по шеям со стороны ключицы. Лезвия ломали кости, кровь брызгала фонтаном. И ведь не закричать, что характерно, после такого ранения… А Становой, которому надоели признаки повышенного женского внимания (похоже, ему и предстояло первым отправиться на рагу), мобилизовал последние силы, схватил даму одной рукой за горло, другой за подбородок и резко вывернул, выдергивая позвонки из зацепления. Мол, нечего тут! Сиськи прочь от порядочного мужчины!

И никто уже не думал, что это перебор. Вскакивали с мест, поднимали тех, кто не мог это сделать самостоятельно. Глеб подбежал к проему. Нет, сюда нельзя, пространство перед хижиной освещено, а за деревьями беснуется толпа, поджидая первую жертву. Могут увидеть. «На улицу не лезть…» – шипел он. Метнулся к противоположной стене, выходящей на джунгли, пнул по ней пяткой. А когда она начала трещать и осыпаться, стал кромсать ее мачете, прорубая «окно в Европу». Снова пинал, кромсал, выдавливая дыру ногой. Первым вывалился наружу, выхватывая автомат из заплечного мешка – патронов не ахти, но отбиться хватит. Пересчитывал людей, выбирающихся из лачуги, погнал их в лес.

– Слушай, Глеб… – хрипел Семен. – Тут у них тропа неподалеку, давайте чуть левее… А за тропой – река, там мост, и лодки у дикарей заныканы… Это близко… Ну, как близко – наверное, с километр…

Ни хрена себе близко! Он был прав, у «деревенских» имелся выход к реке, и если плыть по ней, то рано или поздно окажешься у застрявшего барка. А там рукой подать до катера, который единственная надежда на спасение… Отличная новость – он прихватил с катера фонарь! Но включил его только в лесу. Девушки поддерживали друг дружку, Саймон, у которого были сломаны ребра, помогал идти окончательно расклеившемуся Мигелю. Остальные передвигались самостоятельно, а Семен еще и клянчил у Глеба «лишнего пистолетика». Он сунул Антоновичу фонарь, послал его во главу колонны, а сам подгонял людей сзади. Слава богу, тропа была широкая, хорошо протоптана – ей пользовались постоянно. На этом, собственно, хорошие новости обрывались, начинались плохие! Они не пробежали, наверное, и пары сотен метров, как сзади раздались возмущенные крики, загомонила толпа. Ужас охватил. Как быстро эти демоны сориентировались! И уже все войско мчалось за ними в погоню!

Стонали девушки, чертыхались мужчины.

– Глеб, скоро река… – хрипел Семен. – Гадом буду, скоро река…

А толку? Все равно не успеть! И не уйти им по реке, дикари догонят, они же опытные «водители» своих каноэ! А эта кучка инвалидов пока еще рассядется, пока поплывет, теряя весла…

– Эй, Антонович, слушай сюда! – проорал он в голову колонны. – Всем по реке не уйти! Я остаюсь, буду прикрывать! Как только прибежите на берег, девчонок и Карденоса запихивайте в лодку, пусть уплывают к чертовой матери! Расскажите им, где катер! Остальные – перебегайте мост и ждите меня в лесу! Мы отвлечем их…

– Понял, командир! – гаркнул Антонович.

Глеб спрятался за дерево, растущее рядом с тропой. Голова была предельно ясная, готов был защищаться до последнего. Он помнил, как набивал патронами магазины. В автомате полный рожок. Кажется, еще один в мешке. Там же – несколько горстей патронов…

Луна освещала серую дорожку – практически прямую. Нарастал возмущенный гул – неслась толпа, потрясая примитивным оружием. Он не стал подпускать их слишком близко – рассыплются, потом подкрадутся и зажмут в тиски. Ударил заблаговременно, четко по тропе, на которой что-то пучилось, набухало, вот-вот могло прорваться…

Трудно промахнуться! Дикари валились от передозировки свинца, через них перелетали бегущие сзади. В рядах противника вспыхнуло замешательство. Кто-то бросил копье, прежде чем свалиться замертво. Глеб пустил еще одну очередь по тропе, чтобы не лезли внаглую. Дикари разбегались, прятались в кустах, за деревьями, визгливо перекликались. А Глеб теперь выщелкивал их одиночными выстрелами, догадываясь, что в джунглях эти твари сильно не разбегутся. Как бы ни знали они свой лес, а через него еще надо пробиться, да еще в темноте! Негодующие вопли сливались в нестройный хор. Трещали ветки, тряслись кусты. Он пару раз попал на звук, о чем доходчиво сообщали вскрики. Но вот очередная попытка «кавалерийской» атаки – дружный рев из тренированных глоток, и несколько наиболее воинственно настроенных особей помчались вперед, швыряясь копьями. Он положил их всех, не пожалев остатков в магазине! Туземцы, как кегли, перелетали через соплеменников.