Я озадаченно на него смотрю. – Ну, последнее время ты какая-то застывшая, что ли. Одновременно в двух местах – здесь и в своей голове. И что-то мне подсказывает, что это не из-за болезни.

Улыбаюсь, поджав губы. Даже не придется лгать. Просто не скажу всей правды.

«Я волнуюсь из-за интервью. Я еще не выбрала вуз».

– Ах, вот оно что! Ви, не волнуйся! Я тоже еще не решил.

«Это не только про вуз. Я не решила, чем хочу заниматься».

Артур дочитывает сообщение до конца и начинает заливисто смеяться. Я обиженно округляю глаза.

– Прости, прости! Нет, я не над тобой. А над ситуацией. Я тоже еще не решил, чем хочу заниматься по жизни. Ну почему нет таких курсов? Знаешь, после школы. Для таких потеряшек, как мы. Чтобы можно было попробовать себя в чем-то и точно решить. А то хотят, чтобы мы в семнадцать лет принимали такие решения. Я с трудом выбираю вкус йогурта в магазине, а тут! А если пропустишь год или два, то друзья родителей пристыдят: «Что это у вас такой ребенок непутевый?» Ты чего улыбаешься? Я же серьезно!

Печатаю так быстро, как только могу, – впереди виднеется свет фар: «Я недавно думала о том же. Про курсы. Точь-в-точь!»

Саша сигналит, и я убираю телефон в карман. Смотрю на Артура, чтобы попрощаться, и удивляюсь его сияющему лицу.

– You are impossible, Vivian. Just impossible (Ты удивительная, Вивиан. Просто удивительная), – говорит он с неплохим английским акцентом и проводит ладонью по моим распушившимся волосам. У меня нет времени на реакцию, Саша настойчиво сигналит, поэтому я только несколько раз киваю и машу Артуру на прощание.

На целых четыре недели мои школьные будни сворачиваются в клубок разноцветных нитей – я занимаюсь во время уроков, после уроков, перед сном… И это на самом деле помогает отвлечься. В свободное время я ищу в интернете университеты и колледжи, обучающие переводоведению, курсы по кулинарии и кондитерскому делу и переписываюсь с Артуром. Очень часто я представляю рядом с собой Лили, ведь мне даже не нужно для этого богатое воображение. Будь она жива, то выглядела бы точно так же, только наверняка бы носила что-то яркое, типа желтого плаща, привлекающего в фильмах ужасов неприятности.

Когда я завтракаю, то представляю, как она сидит напротив меня, улыбается и кидается кукурузными колечками. Когда мы ходим за продуктами – она бросает в тележку то, что мама строго-настрого запретила покупать. Когда я собираюсь выходить из дома, а на улице идет дождь, она протягивает мне зонтик.

И всегда молчит.

Но я разговариваю с ней, хоть и мысленно, ведь голос ко мне так и не вернулся.

Четырнадцатого числа мы попадаем на субботний прием к врачу, и он радует родителей – мои связки полностью восстановлены.

– Тогда почему же она до сих пор не может говорить? – спрашивает отец.

– После такой тяжелой болезни связкам нужно время. В вашем случае, возможно, его потребуется чуть больше. Вивиан, в последнее время у тебя не было сильных переживаний?

Вхожу в роль удивленной школьницы и с уверенностью мотаю головой.

– Все как у всех, – отвечает отец. – Может, только из-за подготовки к экзаменам.

– А! Выпускной класс. Конечно. Учеба, друзья, поклонники, эмоциональное перенапряжение. Мы пропишем что-нибудь от тревоги, что не повлияет на процесс обучения, – молодой мужчина с небольшой бородкой выглядит так, будто думает, что знает ответы на все вопросы.

Родители успокаивают меня, мол, голос появится, когда немного отдохну. Например, можно куда-нибудь съездить на новогодние каникулы.

– Я бы предложил какую-то теплую страну! Нам всем не помешает отдохнуть. Давайте прямо сейчас купим билеты.

– Paul, dear, you know that I don’t like to rush things. We need to think it over. (Пол, дорогой, ты же знаешь, что я не люблю торопить события. Нам нужно все обдумать.)

– Well, I can give you three days. (Ну, могу дать тебе на это три дня.)

– Seven. (Семь.)

– Four. (Четыре.)

– Five. (Пять.)

– Okay, five. It’s the last call. (Ладно, пять. Это окончательное решение.)

Меня всегда удивляла способность родителей прийти к компромиссу. Интересно, как они решили вычеркнуть из своей жизни память об одной дочери ради спокойствия другой? Прекрати, Ви, ты слишком эгоистична.

Hell, yeah. In light of recent or not so recent events. («Да, блин. В свете последних, или не совсем последних, событий».)

И пока я разрешаю себе побыть нормальным ребенком, насколько это возможно, и полностью отдаться воле родителей в вопросе отпуска, приближается время новогоднего бала. Двадцать первое декабря, суббота, пять часов вечера. Анджела и Алекса без устали обсуждают в общей переписке свои наряды и прически, иногда складывается такое впечатление, что это их чат и меня там быть не должно.

Какое бы платье было у Лили на этом балу? Была бы я такой, какая я сейчас, если бы сестра осталась в живых?

Нет. Точно нет. Лили всегда помогала мне выходить из тени, она была душой компании, но никогда не забывала обо мне. И вот опять. Сегодня вечер пятницы, мама сидит в моей комнате и рассматривает купленные на прошлой неделе туфли-лодочки под металлик.

– I never thought this day would come. But I always hoped. That Arthur, he is a good fellow, right? He is from a decent family, indeed, but I heard about that acc… (Я никогда не думала, что этот день наступит. Но всегда надеялась. Этот Артур, он хороший парень, правда? Он из порядочной семьи, но я слышала о том слу…) – мама кладет туфельку на кровать, встает и подходит ко мне, немного смутившись, словно отогнав назойливую мысль. Я вижу облокотившуюся на шкаф Лили, она ухмыляется и кивает головой: мол, мама всегда права. Ты знаешь. – Well, you know what? Never mind. It’s going to be a wonderful evening. You deserved it, love. (Ну, знаешь что? Не обращай внимания. Это будет чудесный вечер. Ты заслужила, дорогая.) – Мама подходит ближе и впервые за долгое время крепко меня обнимает, будто признавая свои прошлые ошибки и прося у меня прощения.

Я очень запуталась, но не могу ответить ей ничего, кроме как четко произнести губами:

– I love you (Я люблю тебя).

– I love you too, sweetheart (Я тоже люблю тебя, дорогая), – отвечает мама и зовет меня на кухню пить чай с печеньем «Гарибальди».

Артур: Ты волнуешься?

Артур: Потому что я волнуюсь. Мне нужно познакомиться с твоими родителями. Во сколько лучше приехать, чтобы не было неловкого молчания?

Вивиан: Да, но если ты не будешь волноваться, то и я не буду! Все будет хорошо. Если что, Саша спасет ситуацию.

Артур: Ладно, я верю. Кая так хочет посмотреть на тебя в платье, она думает, что ты будешь выглядеть точно как Гермиона в фильме на балу:)

Вивиан: Надеюсь, я ее не разочарую:)

Думаю, я впервые за месяц засыпаю с трудом. В голове прокручиваются всевозможные сценарии, что может пойти не так, как вечер могу испортить я и как его могут испортить чрезвычайные обстоятельства. Я надеюсь на стеснительность Артура, его случайный вопрос на языке жестов может породить всплеск недоумения, если не хуже.

Я борюсь сама с собой. Конечно, я заслуживаю того, чтобы пощеголять на танцполе в красивом платье, а кто нет?

Лживые девчонки вроде тебя, Ви.

Сажусь в кровати и протираю глаза. 4:58, а я еще не смыкала глаз. Спускаюсь на кухню попить воды – в темноте мне кажется, что за мной следует тень; конечно, не моя. Обратно я почти бегу, смотря перед собой только одним глазом.

Призраков не существует, Ви. Это все в твоей голове.

Трепещущее сердце помогает мне провалиться в сон. В одиннадцать часов меня будит мама, ослепленная экраном телефона, я набираю в заметке: «1 mo hr. Insomnia» («Еще часик. Бессонница»), и она удаляется.

– В мое время школьный максимум – это дискотеки в актовом зале под хиты девяностых