— Что-то загибаешь. На полпенинга многовато, — заявил Снидульф. — Не говоря уже о том, что если он платит наперед, то ты должна что-то ему скинуть. И дороговато берешь за суп и очаг. Марки серебром наперед должно бы хватить как за ночлег в этом районе.

— Я не первый раз считаю кому-то за месяц, — рявкнула она. — Идет осень, скоро уже не найдешь постели дешевле, чем за два скойца за ночь. Могу уменьшить на секанец, пусть платит марку и три шеляга.

— Ты почти не сбросила, — сказал я. — Дам марку и два шеляга, если дополнительно требуешь за топливо и я должен сам освещать свою комнату. К тому же я плачу наперед, и с этим у тебя проблем не будет.

На том и порешили. Скоро Снидульф попрощался со мной и пошел по своим делам, радуясь возвращенному серебру. Девица, сказавшая мне, что ее зовут Сфавла, ни на миг не изменила высокомерного выражения лица, пока отмеряла половину моих денег, однако я все равно был доволен, выторговав десять с половиной пенингов.

Потом мы пошли наверх, она провела меня виляющими коридорами и отворила железным ключом деревянную дверь в узкую клетушку, где была кровать, табурет и небольшой столик с кувшином. Рядом с постелью было столько места, что едва удалось бы протиснуться к окну, однако там были стены, потолок и дверь, от которых я получил собственный ключ кованого железа.

Девушка вышла, а я поставил свою корзину путника на каменный пол и уселся на кровати, держа в ладони мой шар желаний.

Впервые с той грозовой ночи в Маранахаре я куда-то добрался. Остановился.

Перестал убегать.

Я не достиг ни одной цели, но не имел и понятия, как бы такая цель могла выглядеть. Даже не мог сказать, как долго продолжалось мое бегство. Я оставил позади множество мест, где я утратил ощущение времени. В пустыни, в плену у Сверкающей Росой, в Долине Скорбной Госпожи, но и в самом начале, во время путешествия бездорожьем по Внешнему Кругу Амитрая.

Теперь я дошел до конца, остался совершенно один и не знал, как поступить дальше.

Я сидел на испятнанном сеннике и смотрел на кусочек неба за окном, на сверкающие крыши вокруг. Тогда-то началось время ожидания, пока моя судьба проснется, но я не мог справиться со страхом, что я потерял тонкую, словно тень, тропинку, что должна была к ней вывести. До этого мига, что бы со мной ни происходило, передо мной была цель. Я странствовал к краю пустыни, к Эргу Конца Мира. Я топтал песок Нахель Зим, направляясь в страну Людей-Медведей. Я убегал из рабства и шел на север. В конце же я совершенно случайно приплыл морем к Ледяному Саду. Зачем? Я всегда мог надеяться, что ответ ждет меня за очередным поворотом моего пути, за холмом или песком пустыни. Но я оказался здесь, в Кавернах, в гостинице «Волчья Лежка», в грязной берлоге, — и это был конец пути. Ответ не пришел.

Я распаковал корзину, осмотрел небогатые свои пожитки. У меня были амитрайские одежды синдара, что уже лишились шафранно-желтого цвета и сделались серо-бурыми, был зимний кафтан и штаны, несколько перевязей и туник, шарф, носки, пустынный плащ. Все эти вещи я старался штопать и стирать, едва только удавалось, но они все равно истерлись и потрепались. У меня были еще две пары латаных сапог, военные сандалии в очень неплохом состоянии, миски, кружка, ложка, щипчики для еды, платок, немного всяких мелочей, трубка Бруса и посох шпиона, а еще мой шар желаний.

Наличных осталось у меня пять шелягов, два скойца и один пенинг.

Вспомнилось мне, что у меня были меч, щит, шлем и кольчуга, а еще лук и стрелы, и что все это пропало в Долине Скорбной Госпожи. Вынеси я их, мог бы их тут продать. Они, конечно, были не лучшего качества и не новые, но полагаю, что я получил бы за них как минимум пять марок. Это уже не говоря об экипировке разведчика, которую я носил до того и которую продали на приграничном торге.

Я сошел в баню и постирал одежду, остальные свои вещи разложил на подоконнике и развесил на колышках, вбитых в стену. Убрал в сторону горстку монет — примерно пару скойцев, — остальные же сложил ровным столбиком, завернул в платок и спрятал внутрь посоха шпиона, который воткнул между жердями кровати и оплел ремнями так, чтобы он не слишком-то выделялся между остальными палками, на которых лежал сенник.

Когда я закончил эти дела, миновал полдень, а потому я спрятал отложенные деньги в кошель, укрыл тот в одном из карманов за пазухой куртки разведчика и пошел в город.

Просто так, без цели. Мне нужна была глиняная дешевая лампа и масло к ней, если, конечно, я не хотел набить шишек в темноте. Да и что мне было сидеть в спальне? Я хотел узнать окрестности, возможно, купить несколько овощей и что-то для супа, проверить, известен ли здесь ореховый отвар, поискать бакхун или корень мыльницы. Посидеть где-нибудь и попить пива. Простые, несущественные дела. Меня тут уже никто не преследовал. И мне некуда было направляться. Не было у меня дел более важных, чем простые действия, позволяющие пережить день. Я к такому не привык, и меня начало охватывать беспокойство. Глубокое и беспричинное.

Остальную часть дня я бродил по городу, как в молодые годы по улицам Маранахара. Лениво, без цели, присматриваясь к товарам на прилавках или подсаживаясь за столики с кружкой пива, чтобы понаблюдать за проходящими мимо людьми. Вот только в те годы я получал деньги ни за что, лишь за то, что я был наследником престола, к тому же никогда не отходил от меня мой учитель, проводник и наперсник. Друг. Брус. Тут, на спокойных улицах Ледяного Сада, я чувствовал, как сильно мне его не хватает. Как сильно не хватает мне всех остальных, кто исчез в неизвестности — или ушел Дорогой Вверх.

В сумерках я вернулся в гостиницу, с лампой, бутылкой дешевого жира, который немного коптил и отдавал рыбой, и с глиняным кувшином, несколькими репношками, фласолью, луком и кусочком мяса не пойми какого зверя. У меня был также узелочек с горстью соли и немного приправ, которых запах мне нравился или же казался знакомым. Я сел в зале внизу и сварил себе юшку, а потом сидел и смотрел в огонь, попыхивая трубкой.

Никто не обращал на меня внимания. Лишь трое мужчин за длинным столом, которые выкладывали на столешницу гладкие дощечки, покрытые странными знаками, каменные кружки и монеты, пригласили меня сыграть. Я вежливо отказался, объясняя, что не знаю правил и что денег у меня слишком мало, чтобы тратить их за игрой.

За другим столом сидело и несколько крикливо одетых женщин, болтающих друг с дружкой, хихикающих и расчесывающих друг другу волосы, а еще один худой муж, что таращился в пламя, как и я, только по другую сторону очага, легонько теребил струны небольшой арфы странной формы, которую держал на коленях.

Я пошел в свою комнату и закрыл за собой дверь на засов, чего не случалось со мной уже давно. Потом я лежал в темноте, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы, к хихиканью и пению, топоту на ступенях и к разным шумам, которых я не мог распознать. Я еще долго не мог уснуть, чувствуя беспокойство.

На следующий день я встал еще до рассвета, съел кусочек сыра и пошел на Сольное Торжище искать тех, кому нужны люди для работы. И нашел их без проблем. Сольное Торжище было еще одной квадратной площадью, втиснутой между домами и первым кольцом стен, смотрела она на небольшую пристань. Соль продавали на длинных каменных столах, накрытых карнизами, и выглядела она иначе, чем те розово-белые плиты, которые я сопровождал в караване. Здесь лежали кучи белых кристалликов. Я заметил еще, что была она дешевле продаваемой у Людей-Медведей. Ищущие работы стояли бесформенной группкой чуть в стороне, при самом выходе из порта, сидели на пирсах или среди расставленных пустых корзин. Те, кому нужны были работники, носили длинные ветки, которые поднимали высоко над головой, чтобы их замечали в толпе, и выкрикивали разновидности работ, на сколько дней требовались люди и сколько они намерены им платить.