– Это не в моих силах, – вздохнула Эми. – Извините меня, святой отец, и пусть Бог меня простит, но выполнить эту просьбу я не могу. Я не имею влияния на мужа. Он никогда не советуется со мной ни по части придворных дел, ни о политике, даже не подозревает, что подобные дела могут занимать мои мысли. Я не смею давать ему советы. Он не стал бы их слушать.

– Тогда я буду молиться и просить Бога, чтобы твой муж обратился к тебе, – тихо сказал священник. – Если Господь сподобит его слушать тебя, тогда, дочь моя, расскажи ему о нашем епископе. Жизнь отца Томаса висит на волоске.

Эми склонила голову и пообещала, почти не надеясь на успех:

– Я сделаю то, что в моих силах.

– Да хранит и направляет тебя Господь, дитя мое.

Письмо от Эми пришло в тот день, когда Дадли произвели в кавалеры ордена Подвязки. Роберт повесил голубую шелковую ленту на спинку стула и отошел на несколько шагов, любуясь наградой. Надо же было писарю явиться именно сейчас!

Роберт надел новый камзол, пробежал глазами письмо и вернул его.

– Что прикажете ответить вашей жене, сэр Роберт? – спросил писарь.

– Сообщи ей, что сейчас я занят и приеду, как только освобожусь, – сказал Роберт, собираясь открыть дверь.

Его ладонь уже лежала на ручке, и только тут он сообразил, что эти неуклюжие буквы выведены рукой Эми. Должно быть, на письмо к нему она потратила не один час.

– Добавь, я очень рад, что письмо она написала сама, – сказал писарю Роберт. – Пошли ей небольшой кошелек с деньгами. Пусть купит себе перчатки или еще что-нибудь.

Роберта снедало ощущение, что он в очередной раз отмахивается от жены. Ей нужно не письмо, написанное чужой рукой, и не деньги, а крупица его внимания. Но в это время раздались звуки труб, созывающих рыцарей на турнир.

– Напиши, что я приеду очень скоро, – бросил он писарю и помчался на конюшню.

Турнир был пышным и ярким зрелищем, какие любила Елизавета. Рыцари в старинных доспехах воспевали ей хвалу и экспромтом сочиняли стихи. Дамы одаривали их разноцветными бантами и лентами, и всадники прикрепляли знаки благосклонности к своим доспехам, прямо возле сердца. Перед тем как начать состязаться, каждый рыцарь подъезжал к королевской ложе, дабы засвидетельствовать Елизавете свое почтение и преданность. Настал черед сэра Роберта. Он подъехал на крупном боевом коне. Королева была в белых шелковых перчатках. Левая оставалась у нее на руке, правую она сняла, чтобы помахать сэру Роберту и пожелать ему удачи.

Елизавета прильнула к перилам, нагнулась и хотела взмахнуть перчаткой, но коварный шелк выскользнул из ее пальцев. Никто и ахнуть не успел, как сэр Роберт пришпорил коня, который слился с всадником в одно целое и послушно развернулся. Дадли ловко поймал перчатку на лету, не дав ей упасть на песок арены.

– Спасибо! – крикнула ему Елизавета, затем приказала пажу: – Иди и возьми у сэра Роберта мою перчатку.

Одной рукой удерживая могучего коня, другой Дадли поднял забрало и прижал перчатку к губам.

Елизавета заметно покраснела. Она не потребовала вернуть ей перчатку и не посмела обратить случившееся в шутку.

– Могу ли я оставить вашу перчатку себе? – спросил Роберт.

Елизавета немного совладала с собой и ответила с притворной небрежностью:

– Раз ты так ловко ее поймал, то она твоя.

Роберт подъехал ближе.

– Благодарю вас, моя королева, за перчатку, врученную мне.

– Я обронила ее случайно.

– А я намеренно ее поймал, – ответил Роберт, сверкнув на нее ликующими глазами.

Нежданный подарок королевы он осторожно засунул под стальной нагрудник, пришпорил коня и поехал занимать свое место среди других рыцарей.

Турнир длился весь день. Когда жаркое апрельское солнце стало клониться к закату, королева пригласила всех своих именитых гостей продолжить празднество на воде. Лондонцы, ожидавшие этого события, вывели на Темзу тысячи больших и маленьких лодок, которые они наняли, взяли взаймы или просто выпросили у родных и друзей. Река превратилась в подобие рыночной площади, только места лотков и прилавков занимали лодки и барки, ярко раскрашенные, расцвеченные большими и маленькими флагами. На каждом третьем судне плыл певец или лютнист. Звуки голосов и инструментов невидимыми струями перетекали от лодки к лодке.

Роберт и Елизавета плыли на королевской барке вместе с Екатериной и сэром Фрэнсисом Ноллис. Здесь же находились леди Мэри Сидни и ее муж сэр Генри, а также несколько фрейлин, включая Летицию Ноллис.

Рядом плыла барка с музыкантами, исполнявшими приторные любовные песни. Негромкие удары барабана помогали гребцам выдерживать ритм. От солнца, садившегося в окружении золотистых и розовых облаков, по темнеющей воде Темзы протянулась огненная дорожка, манившая королевское судно дальше, в самое сердце Англии.

Облокотившись на позолоченные перила барки, Елизавета наслаждалась игрой закатного солнца, живописный вереницей других лодок, плывших следом. Пока солнце еще не скрылось, помаргивающие разноцветные фонарики, размещенные по всему корпусу барки, были не слишком заметны, но с каждой минутой их отражение в воде становилось все ярче. Роберт встал рядом с королевой и молча стоял, наслаждаясь зрелищем речного празднества.

– Ты знаешь, этот день – самый удивительный в моей жизни, – прошептала Елизавета.

Постоянное любовное напряжение, давно возникшее между ними и не находившее выхода, на мгновение ослабло.

Роберт улыбнулся ей нежно, как старый друг, и сказал:

– Очень рад. Я хотел бы пожелать тебе еще много таких дней. Ты была щедра ко мне, и я говорю тебе искреннее спасибо.

В ответ Елизавета тоже улыбнулась. Их лица почти соприкасались, и его дыхание колыхало завиток ее волос, выбивавшийся из-под чепца.

– У тебя остается моя перчатка, – прошептала Елизавета.

– А у тебя – мое сердце.

– Щедрый подарок, ничего не скажешь, – пробубнил себе под нос Уильям Сесил.

Утром первого дня мая королева, главный советник и тесный круг придворных отправились навестить Роберта Дадли в подаренном ему Молочном домике. Тот стоял в изумительно красивом месте, на самой границе парка Кью, всего в десяти минутах хода от дворца. Величественные белые каменные ступени вели к высокой двойной арочной двери, по обеим сторонам которой располагались окна. За ней находился довольно просторный зал, а далее – уютные комнаты для отдыха, окна которых выходили в сад. Параллельно фасаду дома тянулась высокая живая изгородь, а вход в калитку, словно часовые, охраняли два дерева, безупречно подстриженные кроны которых напоминали большие зеленые сливы.

Роберт Дадли встретил гостей на крыльце и провел их через дом в уютный сад, обнесенный высокими стенами. Он был устроен по новой моде и напоминал цветочный луг с деревьями. В саду гостей ожидал завтрак за столом, накрытым белой льняной скатертью. Фантазии Дадли проявились и здесь. Всех своих слуг он нарядил пастухами и пастушками. На лугу резвилось небольшое стадо ягнят, шерсть которых, дабы потрафить королеве, выкрасили в цвета Тюдоров – белый и зеленый. Ягнята бегали между зацветающих яблонь, оглашая воздух веселым блеяньем.