Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он принадлежал ее матери.
— Твоя дочь — совершеннолетняя. — А это был Озеров.
— Давай отойдем от того, что это моя своенравная дочь, поведение которой меня откровенно шокирует. Но ты-то… ты ведь взрослый мужчина, Озеров! Ты завел шашни со своей студенткой! — Несмотря на экспрессию, мать говорила спокойно и даже вежливо.
Зная ее, можно было ожидать как минимум истерику с визгами и проклятиями. И все равно Ольге сразу стало так страшно, что она оперлась рукой о дверной косяк. Зачем ее мама пришла без звонка? Что теперь будет? Если Паулина Алексеева захочет уничтожить Озерова, ей достаточно будет лишь щелкнуть пальцами.
— Я понимаю, как это выглядит. Но ты же меня знаешь.
— Вот именно! — Возразила женщина.
Ольга плотнее запахнула халат и завязала пояс. Ее ноги дрожали. Вроде мать и Матвей не кричали друг на друга, но ей не нравился этот разговор. Она так и не успела спросить ни у того, ни у другого, откуда они знали друг друга, и теперь чувствовала себя как минимум обманутой.
— А как быть с разницей в возрасте? Например, я — взрослая женщина, и для меня ты просто сопливый мальчишка. А для моей дочери ты… ты опытный взрослый дядька, разве нет?
— Я не знаю.
— Помнится, в двадцать лет все тридцатилетние казались мне стариками. Или именно этим ты ей и нравишься?
— Спроси у нее самой.
— И, наверняка, ты пользуешься тем, что она неопытная, что смотрит тебе в рот, внимает каждому твоему слову.
— Я ей не пользуюсь. Она…
— Ольга — юная и глупая! Сейчас ты для нее чуть ли не Бог. Но что будет потом? Ты думал?
— Например?
— Она станет старше и обнаружит, что вокруг нее мир, полный мужчин. Молодых, свободных, не обремененных детьми. И тогда она посмотрит на тебя по-другому. А, может, у вас всё не серьезно?
— Паулина…
— Ох, вот это да… Что это такое я вижу в твоем лице? Так ты… просто спишь с моей дочерью в свободное от работы время? Пользуешься ее наивностью и молодым телом?
— Это не так.
У Ольги закружилась голова. Она бросила взгляд в гостиную. На полу валялась ее одежда и кружевные трусики, диванные подушки тоже были раскиданы по всей комнате. Девушка прошла туда на цыпочках, быстро собрала подушки, подняла одежду и сунула под них.
— Ей легко задурить голову, так что я могу тебя понять.
— Всё не так, как ты думаешь.
— А как?
— У нас отношения.
— О, это я заметила еще тогда, когда ты открыл мне дверь полуголым!
Ольга шагнула в коридор и прислонилась к стене.
С этой точки она могла наблюдать ту часть кухни, где стоял стол. Мать сидела на высоком стуле с бокалом вина в руке. На ней был очередной безупречный брючный костюм и шелковая блузка цвета фуксии. Ее волосы были идеально уложены, маникюр радовал безупречностью. Модные желтые лодочки с ног при входе она тоже не сняла — так и сидела, стервозно покачивая туфелькой, спавшей с пятки, и наслаждаясь собственной властью.
Матвей стоял напротив нее, уперев ладони в стол, на котором располагались блюдца с виноградом, нарезанным сыром и открытая коробка конфет. На нем были брюки и рубашка с закатанными до локтя рукавами. Видимо, разговор продолжался уже несколько минут, и Озеров уже успел накрыть импровизированный стол для гостьи.
— Мы встречаемся. — Сказал Матвей, наклоняясь вперед.
Мускулы на его руках опасно напряглись. Он заметно нервничал.
— Отлично. Тогда скажи, ты любишь мою дочь?
Сердце Ольги сжалось. В ушах зашумело.
Вместо ответа Озеров тяжело вздохнул и опустил голову.
— Значит, не любишь. — Торжествующе ухмыльнулась ее мать.
Профессор сжал пальцами край столешницы, его плечи напряглись, и он медленно поднял взгляд на женщину:
— Я готов взять на себя ответственность за Ольгу. Она мне не безразлична. Мы встречаемся совсем недолго, поэтому мне трудно говорить о будущем, но… я хочу сделать ее счастливой. — Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул. — Если ты спрашивала именно об этом, то — да. Я ее люблю.
Бокал в руке матери дернулся и замер. Брови Паулины Аркадьевны взлетели вверх. Точно так же сейчас и сердце Ольги дернулось и пропустило сразу несколько ударов.
Девушке показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Неужели, профессор так испугался за свою карьеру, что соврал прямо в глаза ее матери?
— Прекрасно. — Паулина Аркадьевна сделала глоток вина и взглянула на него с сомнением. — А что дальше? Ты же понимаешь, что моя девочка привыкла к роскоши. Сможешь ли ты обеспечить ей достойное существование?
— Да, я потерял свою фирму и всю недвижимость. — Хрипло ответил Матвей. — Но я вернулся обратно в университет, я работаю и зарабатываю.
Плечи матери задрожали — она засмеялась.
— Ты же понимаешь, что эта убогая квартира и весь этот… — женщина брезгливо наморщила нос, — хлам, это просто очередной бунт? Скоро ей надоест, и она вернется обратно в особняк. Девочка всю жизнь жила в достатке, а что ей можешь предложить ты? Свою двухкомнатную халупу, любовь до гроба и дочь-подростка в нагрузку?
— Давай позволим ей самой решить, чего она хочет. — Стойко выдержал он.
— Уж точно не того, чтобы стать чьей-то мачехой!
— Мама! — Не выдержала Ольга, войдя в кухню.
Матвей убрал руки от стола и выпрямился. Под изумленным взглядом матери девушка подошла и встала рядом с ним. Она взяла мужчину за руку.
— Мам, перестань, пожалуйста. Зачем ты явилась ко мне без спроса?
— Ольга, я — твоя мать, не забывай. — На лице той не дрогнул ни один мускул.
— Это не дает тебе права заваливаться без звонка и учинять здесь разборки.
— Если бы я не пришла, то не узнала бы, что ты спишь с собственным преподавателем!
— Ну, это мое дело. — Ольга ощутила, как ладони Матвея легли на ее плечи, и это придало ей уверенности. — Мама, я всю жизнь тебя слушалась. Позволь мне теперь жить так, как я хочу. Ладно? И если ты хочешь, чтобы мы и дальше с тобой общались, то тебе придется смириться с тем, что у меня теперь есть личная жизнь.
— Личная жизнь? — Женщина поставила бокал на стол и взмахнула рукой. — Ты хоть знаешь, с кем связалась?
— С кем?
— Да он же… он… безответственный!
— Мама, пожалуйста…
— Ты говорил ей? Говорил? — Набросилась она на Озерова. — Расскажи, как ты потерял свой бизнес!
Оля обернулась и растерянно посмотрела на мужчину.
Тот сохранял спокойствие. И лишь напряжение в уголках губ выдавало его беспокойство. Матвей медленно перевел взгляд на Ольгу и тихо проговорил: