— Ты полагаешь, это задание было просчетом с самого начала?

— Предполагать подобное ныне бессмысленно. — Плэгас снова замолчал, и Сидиус ощутил, что он приближается к кульминации разговора. — Нет, я полагаю, что сейчас мне стоит сделать нечто иное. Оглядываясь назад и вспоминая произошедшие события, мне надо спросить, почему ты счел столь необходимым преодолеть такие огромные расстояния и согласиться на такой невыгодный расклад, который в случае неудачи способен поставить под удар наши планы, — и все ради поисков этого оружейника?

Сидиус ничего не ответил.

— Разве что существует еще какая-то цель, для достижения которой он тебе понадобился, — закончил Плэгас.

— Как я уже говорил, — начал Сидиус, — убийство Айрема Радика необходимо для приближения конечных целей нашего Великого плана... — Он сделал паузу, намеренно оставив объяснение незавершенным, чтобы понять, интересно ли Дамаску продолжение этой сочиненной для прикрытия истории, продуманной тщательно, чтобы не развалиться, если к ней проявят более пристальное внимание. Пока разворачивается задуманная им операция, нельзя допустить, чтобы муун хотя бы предположил, что на самом деле Сидиус послал Мола в «Улей-7» за ядерным устройством, которое «Бандо Гора» в конечном итоге смогли бы использовать против Плэгаса. Предположить такое, даже сейчас, было немыслимо.

Но Плэгас уже отмахнулся от объяснений, и затем, так же быстро, как и появился, будничный тон исчез. Владыка ситхов снова взглянул на голоэкран, где они наблюдали поединок, и его лицо омрачилось.

— А он горд, этот забрак, верно? Для такого великолепного бойца должно быть невероятно трудно проявлять самообладание и не использовать Силу.

— У него есть опыт подобного самообладания, — напомнил учителю Сидиус, хотя понимал, куда движется их разговор, и не видел смысла защищать Мола от подобных нападок.

— В этом я не сомневаюсь. Однако было бы большим позором, если, вместо того чтобы просто убить торговца оружием, Мол случайно раскрыл бы свою истинную сущность... и сущность того, кто послал его. — Теперь Плэгас пристально смотрел на него. — Рискну предположить, что такой неподходящий поворот событий оказался бы крайне унизительным для того, кто разработал этот план.

«Унизительно». Слово упало Сидиусу в желудок и лежало там, как камень.

— Я лично приму меры, чтобы подобное никогда не произошло, — сухо произнес он.

Плэгас долго молчал. Когда он снова заговорил, его голос был тих, но тверд.

— Свяжись с забраком, — приказал он. — Сообщи ому, чтобы немедленно уничтожил «Улей-7» и устранил все свидетельства нашего интереса к этой космической станции. — Он помолчал. — Если хочешь, можешь позволить ему считать, что ему будет предоставлена возможность побега.

Сидиус вдохнул и затаил дыхание. Мышцы диафрагмы казались твердыми. Напряженность, за последние несколько минут заполнившая пентхаус, вызвала у него чувство удушья, как будто из помещения медленно, но верно выкачивали кислород.

— Что-нибудь еще?

— Ничего срочного, — отозвался Плэгас. — Я всегда наслаждаюсь общением с тобой, Дарт Сидиус. Нет более никого, с кем я мог бы быть полностью и абсолютно откровенным. Не заставляй меня долго ждать следующей встречи.

— Разумеется. — Сидиус кивнул, попрощался и вышел, отметив, что входная дверь захлопнулась и заперлась за его спиной.

«Унизительно».

От этого слова ему до сих пор крутило живот, словно от яда.

Только дойдя до турболифтов, ведущих вниз, в главный вестибюль башни, он смог восстановить размеренное дыхание, и дрожь в груди почти прошла.

Смайт выполз из трубопровода и рухнул на пол.

Он не помнил, как оказался там, как долго бродил во тьме, пытаясь отыскать путь по непрерывно сужающимся капиллярам вентиляционных шахт и трубопроводов, беспрестанно снабжавших тюрьму энергией, водой и теплом. Его мозг давно уже перестал реагировать на внешние раздражители. Все сложные навыки восприятия и анализа деградировали почти до нуля.

Он видел слишком много.

Началось все с червя. Наблюдать, как гигантская белая тварь поедает «Королей костей», было уже само по себе достаточно плохо. Проживи Смайт хоть сто лет — ему никогда не забыть, как именно погибли Страбон, Нейлхед и остальные: их прямо оттуда, где они стояли, всосали Y-образные ротовые придатки. И самое главное, что останется в его памяти навсегда: хлюпающий звук, который издавала тварь, недостаточно громкий, чтобы перекрыть их пронзительные крики. А также влажное шлепанье и стук захлопывающихся челюстей.

Его тошнило при одном лишь воспоминании о них.

Твари понадобилось сожрать много народу, что дало упавшему и распластавшемуся на полу Смайту достаточно времени, чтобы отползти подальше, пока белый червь заглатывал добычу. Он боялся, что, если побежит, чудовище почувствует его, а если будет слишком шуметь — услышит.

Поэтому он пополз.

Бесшумно.

Мучительно.

Медленно.

Он полз.

Неровный стук собственного сердца отдавался в ушах, поэтому невозможно было сказать, преследует его тварь или же осталась на месте, переваривая добычу, и тут Смайт обнаружил, что ему это не так уж и важно. Если она его сожрет, он погибнет, если не сожрет, весь остаток жизни ему будут сниться кошмары, что его сожрали. Ни тот ни другой из вариантов не вызывал желания пережить его.

Теперь же, споткнувшись в последний раз и вывалившись через какой-то люк из туннеля, где он провел черт знает сколько времени, беглый надзиратель лежал без движения на холодном полу, а ладони и колени саднило после длинного, бесконечного перехода.

Он долго не решался открыть глаза, уверенный, что увидит над собой свернувшегося кольцами червя, ждущего добычу, приготовившего присоски, жаждущие впиться в жертву. Спустя некоторое время незадачливый охранник понял, что под его веки проникает яркий свет, и почувствовал едкий запах неизвестных химикатов. В конечном счете любопытство взяло над ним верх.

Он открыл глаза.

«Что?..»

Он попал в сияющее чистотой, ярко освещенное помещение, подобного которому в этой тюрьме никогда раньше не видел. Это оказался отчасти склад, отчасти лаборатория. На длинных столах располагалось научное оборудование, названия которого Смайт не знал: стеклянные тигли, тонкие трубки и экзотично выглядящие колбы, необычайно элегантные, самых разных форм и размеров, выстроились рядом с миниатюрным натюрмортом смесителей, станков, приборов для нагревания и охлаждения.

Вдоль дальней стены стояли контейнеры различных размеров для грузовых перевозок, и на каждом было указано его содержимое и пункт назначения.

Не понимая, что он делает и зачем, Смайт прошелся по помещению вдоль контейнеров, а потом вернулся обратно — вдоль лабораторного стола. Увиденное ни о чем ему не сказало, да он и не рассчитывал что-нибудь понять. Он давно смирился с тем, что в вопросах интеллекта и науки его возможности ограниченны.