Мой голос звучал неуверенно.

— Я как раз думала, что он выглядит мягким и каким-то уютным, что ли.

Он отцепил его от витрины, и я неловко опустила руку.

— Он очень длинный. Ты уверена, что это подходящий размер?

Невзирая на смущение, я сердито посмотрела на него.

— Не думаю, что тебе удастся его примерить, — прошипела я.

Он нахмурил брови и показал мне язык, но все же двинулся по проходу подбирать подходящий поводок. Им оказался простой ремешок из коричневой кожи с плетеной вставкой и петлей для руки. Помню, он мне понравился, а потом я мысленно себя одернула.

Выбрав все три предмета, мы, наконец, смогли уйти. Когда мы подошли к кассе, я сунула все это ему в руки — если он смог принудить меня выбирать их, то, ясное дело, сможет и заплатить. Я понимала, что мы могли покупать эти вещи для настоящей собаки, но предыдущий опыт научил меня, что я не умею делать бесстрастный вид. Я знала, что выражение лица выдаст меня, как только я подойду к прилавку, поэтому я притворилась, что изучаю витрину со спреем, который способствует хорошему поведению собак. Меня интересовало, действует ли он на бойфрендов.

Мне очень хотелось подскочить и наподдать ему под зад — делать из меня посмешище, флиртуя с другой женщиной!

При этом я могла слышать разговор между Адамом и миленькой девушкой, обслуживавшей его. Он на ходу сочинил историю о нашей воображаемой немецкой овчарке, вызвавшую у девушки смех — собака не всегда слушалась команд, но, несомненно, в целом была хорошим питомцем. Мне очень хотелось подскочить и наподдать ему под зад — делать из меня посмешище, флиртуя с другой женщиной! Пусть скажет спасибо, что я не укусила его за ногу.

Адам забрал с прилавка пакет и посмотрел по сторонам в поисках меня. Я шла к выходу, он меня догнал, и, взяв за руку, вывел наружу. Я назвала его задницей, он громко рассмеялся, наклонился и поцеловал меня в лоб. Я начала таять и разозлилась еще больше, но теперь уже на себя.

Когда мы попали домой, он выложил ошейник, поводок и миску на кофейный столик, демонстрируя мне все эти богатства. Потом вышел из комнаты, а мне сказал остаться. Мне потребовались доли секунды, чтоб уловить двусмысленность в его словах. Сложенные руки и ничего не выражавшее лицо придали мне отрешенный вид, в то время как Адам скрылся с глаз. Его не было несколько минут, и он возвратился с горой подушек, подушечек и покрывал.

Он бережно уложил каждую вещь на пол перед диваном, и я решила, что он устраивает подстилку — угадайте с трех раз, для кого? Думаю, мне следует благодарить судьбу, что он в конечном счете не купил мне одну из тех огромных собачьих лежанок.

Он опустился на диван.

— Раздевайся, — тон был деловой. Почти пренебрежительный.

Я с легкостью раздевалась перед ним тысячи раз. Он видел меня голой только пару часов назад. Черт, да я каждую ночь спала с ним голая, за исключением особенно холодных зимних ночей, когда я надевала флисовую пижаму. Но всегда, как только он пристально уставится на меня, как сейчас, я начинаю стесняться. Я сняла свитер и лифчик, потом принялась нащупывать пуговицы на джинсах. Наконец я спустила их на пол, пытаясь игнорировать краску смущения на щеках — и его соответствующую ухмылку, — когда обнажилась перед ним. Я старалась не переступать с ноги на ногу, что было бы верным способом показать, как я нервничаю.

— Стань на четвереньки и иди сюда.

По-настоящему я начала шевелиться не сразу. Абстрактные мысли о том, как делаешь что-то унизительное, возбуждают, но когда сталкиваешься с перспективой выполнения этого в реальности, то первое желание — артачиться, изворачиваться и предлагать сделать в следующий раз. Заварить чай. Заняться внештатным рецензированием, которое я все время откладываю. Да чем угодно!

Адам терпеливо сидел и наблюдал за мной. Он больше не говорил ни слова, что раздражало меня еще больше. Он знал, что ему не нужнобольше ничего говорить. Он знал, что я сделала бы это, даже не будучи полностью уверена в необходимости. Высокомерная задница. Я вздохнула и осторожно опустилась на пол. Я видела кивок одобрения, когда медленно начала передвигаться по ковру, пока не оказалась на полу у его ног.

Я держала голову опущенной, не в силах смотреть на него. К несчастью, он знал эту уловку, так что когда я добралась до него, он собрал волосы с моего лица и, удерживая их наподобие конского хвоста, потянул назад, так что мне пришлось посмотреть ему в глаза. Я покраснела, чувствуя себя раздавленной.

— Придержи свои волосы.

Он расстегнул на мне ожерелье — его подарок на день рождения и единственное украшение, которое я носила — и положил к себе в карман. Мы продолжительно посмотрели друг на друга, а потом его руки потянулись к моему горлу, и он застегнул ошейник, плотно затянув его на моей шее. От ощущения замши на горле по мне побежали мурашки.

Ошейники — забавная штука. Очевидно, они составляют основу расхожего мнения о БДСМ, но я никогда не была склонна попробовать их поносить. Моя покорность — для кого бы она ни была предназначена — интимная вещь. Я не собираюсь носить ошейник, чтобы трезвонить об этом на весь мир. Среди всего прочего, ожерелье, которое подарил мне Адам и которое было достаточно тонким, чтоб носить его под одеждой на работу, было знаком его любви — и знаком его доминирования. Я носила его постоянно, мне казалось, на шее чего-то не хватает без него. Но для всех окружающих это было просто ожерелье. От этого я была более чем счастлива. Мне было достаточно этого ожерелья. В большинстве случаев.

Ширина замшевого ошейника была около пяти сантиметров, и это мешало мне свободно поднимать и опускать голову так, как обычно. Он сдавливал шею. Туго. Мягко. Приятно. Испытующе. Я сглотнула или попыталась сглотнуть, и ошейник стал ощутимее. Я сидела, уставившись в пол, и просто вдыхала и выдыхала, чтобы привыкнуть к нему. Или попытаться привыкнуть.

Адам наклонился и со щелчком пристегнул поводок. Этот звук показался таким громким, что я вздрогнула. Он взял в охапку мои волосы, и мы начали диалог, который всегда происходил у нас перед самыми вызывающими играми.

— Ты помнишь свое стоп-слово?

Я кивнула, он улыбнулся.

— Прекрасно. Кроме этого единственного слова, я не хочу знать, что ты умеешь разговаривать. Поняла?

Я кивнула опять. Молчать для меня не проблема. Мне гораздо труднее разговаривать, когда он унижает меня.

Он поднялся и начал прохаживаться вдоль дивана, ведя меня за собой на поводке. Он взял меня с собой на прогулку по квартире, время от времени дергая за поводок, чтобы убедиться, что я выдерживаю его темп — иногда он так быстро двигался, что мне приходилось шустро перебирать конечностями, чтобы угнаться за ним.

В конечном счете он привел меня обратно к дивану и приказал лечь на подстилку. Если бы мне было позволено говорить, я бы, наверное, отпустила какой-нибудь ядовитый комментарий по этому поводу. Но, поскольку разрешения не было, я просто забралась на удивительно удобную гору подушек и скрючилась, чтобы уместиться. Адам лег рядом на диван, и мы стали смотреть телевизор.