Я закатываю глаза. Так даже никто не говорит сейчас. Телка.

Но совершенно непонятно каким образом из моей глотки вываливаются совсем другие слова. Те, которые никто не должен был услышать. Но поздно.

— Она меня отшила.

Секундная тишина сменяется диким ржачем, а я сто, нет, миллиард раз пожалел, что брякнул это здесь. Ну вообще отлично. Давай напоследок станем посмешищем всей команды.

— Она первая! Нужно записать! — заливается Марк.

— Это вообще возможно? Девки на тебя гроздьями вешаться готовы и глаза друг дружке выцарапывать, а тебя отшили? Аххаах!

Стас чуть ли не сгибается пополам от смеха, и на миг я представляю, что он сложился от удара ноги. Капельку легче.

Орловский лишь вопросительно поднимает брови, но его жесты сейчас даже не хочу угадывать. Швыряю сумку на лавку и яростно дергаю молнию. Достаю форму.

— Яр, ты, может, уснул с ней во время секса? Или так же завис, как в последнее время? Тогда все понятно.

— Ой, иди на хер, — апатично бросаю сострившему Марку.

— Все нормально? — по-отечески уточняет Сашка, и мои ладони особенно громко зудят и вопят о том, как сильно хотят ему врезать. Именно ему, да. Эти жалость и участие… Лучше бы молчал. Лучше бы… Ай, да ну в пекло…

— Эй! Что значит «все нормально»? — Стас вдруг сердито пинает лавку и подходит ближе. — Соберись, Кэп, выкинь бабу из головы. У нас игра, але..

Молчу, тихо поскрипывая зубами. Быстро скидываю с себя одежду и натягиваю шорты. Автоматом нашариваю в сумке чистые носки.

— Нам всем надоело, что ты как сидящий на антидепрессантах дегенерат себя ведешь. Где ты вообще витаешь? Не получается пялить эту бабу, найди другую.

Затянуть шнурки на кроссовках и накинуть верх, и все. Еще немного, и я выползу отсюда нафиг.

Но тут Стас говорит то, что ему не следовало.

— Выиграем эту игру, и я тебе твою старушку за шкирку притащу тебе в подарок. Будет тебя на коленях поздравлять и член полировать, не пережива…

Мой кулак с хрустом встречает его лицо. Клокочущая ярость выплескивается, ослепляя на несколько мгновений, теряя меня в пространстве. Что аж пошатываюсь сам, хватаясь за стену. Твою ж мать…

Ни-ког-да.

По слогам хочу выбить на его лице, но меня оттаскивают чужие руки. Множество рук. Швыряют на лавку.

— Ты чокнутый псих! — орет, сплевывая кровь, Стас. — Сука, я тебя урою!

Хмыкаю иронично на это. Как будто у него был бы шанс. Я сильнее и выше него. И мне даже хочется…

— Да что с тобой?! — рявкает в ухо Орловский. — Решил всю команду переколотить?!

Центровой Леха кривится, и наклоняется к своей обуви. Стас все еще бушует на противоположной лавке, но его держат так же, как и меня.

— Отпусти, — скидываю с плеча увесистую ладонь Сашки, но тот кладет ее обратно. — Да отпусти ты, больше никого не трону.

Встав, иду к выходу, как в напряженную спину доносится:

— Ты ее любишь?

Застываю на месте безмолвным изваянием, вслушиваясь в прозвеневшие слова.

Без тени насмешки, серьезным тоном. Да, мой друг сильно изменился. Вопрос так и повис в воздухе.

Не оборачиваясь, слышу приглушенные шепотки.

— Кого любит? Секретаршу? Она же старше лет на десять.

— Двенадцать.

— Ого, — удивление.

Хочется повернуться и расхохотаться. Но вместо этого я молча покидаю раздевалку и выхожу на корт. Трибуны сразу же начинают орать. Да, сегодня будет шумно. Новосибы — нежеланные гости.

Правая трибуна узнаваема — вижу однокурсников и не только. С младших курсов я вообще никого не знаю, не уверен в том, что эти люди с моего универа. Но почти одна молодежь, поэтому, скорее всего, да. Кричат, скандируют, приветствуют. В руках держат плакаты.

На остальных трибунах просто жители города, болеющие баскетболом, болеющие за нас. Или не за нас, кто знает. Плевать. Мы выиграем.

Сегодня играем в старом комплексе, в котором крайне редко тренируемся. Слышу, что тренер возмущается по этому поводу судьям, на что те отвечают, что команда из Новосибирска тут вообще появляется раз в году, все честно.

… Игра идет непредсказуемо, то мы ведем, то отстаем. Осталось совсем немного.

Долблю мячом около болельщиков, встав на позицию разводящего. Пот льется с меня ручьем, застилая глаза. Привычно смахиваю майкой, задирая ее на животе и вызывая этим жестом восхищенные крики девчонок. Сопливые восторги по поводу моего пресса не вызывают даже усмешку. Сейчас я думаю о другом.

Да, бл*дь. Опять не об игре.

«Ты ее любишь?».

Передаю мяч хмурому Стасу. Тот, кажется, не ожидал. Вылупился растерянно. Придурок, ты что думаешь, обижаться друг на друга будем на корте?

— Шагай! — рычу на него, потому что еще секунда, и этот остолоп упустит мяч.

Выручает Марк, появляется рядом с ним и принимает пас. Тренер орет благим матом в сторону Стаса, мяч переходит от Марка Лехе, потом опять мне. Не тормозя, выныриваю из под новосибирского центрового и забиваю в корзину. Рев трибун на мгновение оглушает, машинально скольжу взглядом по кричащим лицам.

И вдруг.

Вижу ЕЕ. Призрачным видением сидит на самом углу трибуны, смотрит на меня во все глаза. Мне кажется даже с такого расстояния я могу разглядеть каждую черточку на ее лице. Яркие глаза и нервно закусанные губы точно. Сообразив, что я ее вижу, она спохватывается и натягивает капюшон на голову. Но поздно. Я уже знаю, что Аня здесь. Пришла посмотреть на мою игру, поболеть. А значит…

От этого «значит» под кожей бешено пузырится эйфория, а за спиной вырастают крылья. Настроение мгновенно меняется.

— Уснул? — гаркает Орловский и проносится мимо меня.

А я так и остаюсь стоять в одиночестве у кольца противников, сбитый с толку.

— Ярослав, мать твою!

Да, да. Бегу.

Неужели она тоже… любит?

Сам не понимаю, как умудряюсь бежать на ватных ногах. Бежать, блин, а не еле переставлять. Кажется я сейчас не способен даже на это. Но нет. Бегу.

Наверное, всему виной эти шумные крылья за спиной.

— В отрыв! — орет что есть мочи Орловский, швыряя мне мяч.

Он опять у нас. На таймере висит цифра четыре. Четыре секунды до конца игры. Счет равный. Не нужно бросать трехочковый, чтобы перевесить. Ненужный риск. Необходимо просто забросить. Уверенно и быстро. А потом…

Она сидит на чертовой трибуне. Нужно успеть. Догнать. Как пить дать — сбежит.

Разгоняюсь по корту в несколько широких и стремительных шагов, подлетаю что есть сил. Швыряю яростный данк в кольцо, ощущая пальцами прохладный металл ободка, вкладывая в бросок всю мощь и силу. Каленое стекло старого щита трескается