А Лана, сколько ни смотрела на симпатичную ямочку в центре гладкого живота, никакой лазейки в астрал там не нашла.

Поэтому и выздоравливала лишь благодаря заботам медицины и стремлению молодого организма к исходному состоянию. Состоянию стояния на ногах, причем уверенного стояния, а не соревнования в скорости с улиткой.

Организм старался, медицина — тоже, и к моменту визита Мирослава Здравковича на лице его дочери появился даже легкий оттенок розового, слегка потеснив мучнистую бледность.

— Привет, солнышко! — искренне обрадовался отец, целуя впалую щеку. — Ты сегодня гораздо больше похожа на Лану Красич, чем вчерашняя куколка моли.

— Добрый ты у меня, папуля, а еще — чуткий, — улыбнулась Лана. — Всегда найдешь нужные слова, дабы поддержать болящего, вселить в него оптимизм.

— Ну вот еще! — Мирослав выложил в холодильник фрукты, в тумбочку — сок, затем удобно устроился на стуле, придвинув его вплотную к кровати. — Не собираюсь я в тебя ничего вселять. Или ты тоже решила тайского похудального глиста проглотить? Так вроде лишнего веса у тебя никогда не наблюдалось, а сейчас — особенно. Тебе мамины блины с оладушками надо тоннами поглощать, а не вселять в себя черт знает что.

— Ладно, пап, давай по сути, — Лана вцепилась в теплую ладонь отца, словно в детстве — в любимого плюшевого бельчонка Тинтюшку. — Я вчера нахохмилась, мамулю отвлекая, еле дождалась, когда смогу с тобой обсудить сложившуюся ситуацию. Давай, рассказывай о делах наших скорбных.

— Нет уж, родная, — папина ладонь нежно сжалась, — сначала ты поведай старику, что произошло в этом чертовом СИЗО? Почему тебе пришлось делать срочное переливание крови прямо там, в тюремной больнице? Хорошо, что в камере нашлась женщина с точно такой же группой крови, как у тебя…

— Кто?! — от предположения, что ей могли влить гнилую кровь Шаны или ее подружек сердце вдруг затрепыхалось с бешеной скоростью, вызвав истерический писк аппаратуры.

Отец растерянно посмотрела на беснующуюся кривулину на мониторе, затем вскочил и метнулся к двери. Но в палату уже вбежала медсестра, а за ней — доктор.

Не тратя времени на расспросы, Николай Петрович что‑то коротко приказал медсестре, та зашуршала упаковкой одноразового шприца, прощально звякнула вскрытая ампула, и в многострадальную вену девушки полилось очередное лекарство.

Только когда писк аппаратуры снова стал размеренным и спокойным, доктор повернулся к Красичу‑старшему и укоризненно покачал головой:

— Ай‑яй‑яй, Мирослав Здравкович, вы же обещали мне, что не будете волновать дочь!

— Да я, собственно, еще и не начинал, — виновато пожал плечами отец. — Упомянул всего лишь, что ей перелили кровь в тюремном изоляторе.

— Это правда? — Николай Петрович недоверчиво посмотрел на пациентку. — Столь бурная реакция вызвана…

— Папа! — да, перебивать невежливо, тем более старших по званию, но она должна знать — чья кровь течет теперь в ее венах. — Ты мне так и не ответил!

— Доча, да откуда же я знаю! — Отец никак не мог понять, что волнует его малышку. И от этого начинал злиться. — Мне, знаешь ли, немного не до того было, когда я узнал…

Он замолчал и отвернулся, пряча блеснувшие в глазах слезы.

— Папочка, я потом тебе все объясню, хорошо? Но поверь — это для меня очень важно. Очень.

— Хорошо, я попробую уточнить, — Мирослав вытащил мобильный телефон и вышел из палаты.

— Ну, как вы себя чувствуете? — доктор присел на стул и озабоченно всмотрелся в бледное лицо подопечной. — Аппаратура фиксирует сильное напряжение, у вас подскочило давление. Придется, видимо, посещения запретить.

— Пожалуйста, не надо! — взмолилась Лана. — Я от неизвестности совсем с ума сойду! Поймите, я не в той ситуации, чтобы лежать овощем и наслаждаться простыми радостями бытия, у меня проблемы, серьезные проблемы. И я в любом случае должна с ними разобраться, даже если для этого придется выписаться досрочно.

— Понятно, — Николай Петрович отвернулся и пару секунд смотрел в окно. — Ну что же…

Договорить он не успел, вернулся Красич:

— Я не знаю, говорит ли тебе что‑нибудь фамилия Ким, но кровь тебе дала она. Надежда Валерьевна Ким. Мне еще называли номер статьи УК, по которой она проходит, но в этом лучше разбирается Подвойский. Кстати, заодно узнал, есть ли еще пострадавшие в той, как ты говоришь, разборке. И вот какая странная история — в тюремном изоляторе лежит женщина, Сидорчук Мария Петровна, с тяжелым ожогом серной кислотой. У бедняги практически нет кожи на голове, и ее собираются переводить в ожоговый центр, оборудования тюремной больницы не достаточно. А в штрафном изоляторе находится Шаныгина Зинаида Семеновна, у нее тоже имеются телесные повреждения, но их сочли недостаточно тяжелыми для помещения в медпункт. Так, несколько выбитых зубов, многочисленные синяки, ссадина на голове, перелом челюсти — пустяки, в общем.

— Не слабые пустяки, — хмыкнул доктор, с любопытством глядя на Лану. — Прямо боевик какой‑то! Ничего себе разборочки в женской камере СИЗО! И откуда там взялась серная кислота, причем, если судить по травмам, — концентрированная?

Отвечать Лана пока не собиралась, расставляя по полочкам логические рассуждения и выводы. Шаныгина — это Шана, понятно. Сидорчук — Булка. И кто же тогда Ким? Вывод, самый предпочтительный для девушки, нетерпеливо подпрыгивал на своей полке и тянул руку: «Я! Я! Возьмите меня!» Монголоидный разрез глаз, смугловатая кожа, иссиня‑черные волосы — только Кобра может носить корейскую фамилию Ким. Только она. Больше никого похожего в камере не было. Это может быть фамилия мужа? Знать ничего не желаю.

Ладно, потом сама все уточню, а сейчас примем за аксиому — ей перелили кровь Кобры. И никакого внутреннего дискомфорта по этому поводу Лана не испытывала.

— Итак… — начал было отец, но в этот момент затренькал его мобильный.

Взглянув на номер, Мирослав помрачнел:

— Да, слушаю. А нельзя позже? Что за спешка? Хорошо, буду через полчаса. Солнышко, — он повернулся к дочери и виновато улыбнулся, — мне придется уйти.

— Я уже поняла. Это то, о чем я думаю?

— Наверное, — улыбка отца стала натянуто‑бодрой. — Если ты, конечно, не думаешь сейчас о каком‑нибудь молодом человеке.

— Папа!

— Все, извини, шутка была неудачной. Я пошел, загляну завтра утром. Или днем, как получится. Не скучай.

— Постараюсь. Подожди! — Мирослав, уже почти скрывшийся за дверью, остановился. — А где мой мобильный телефон? В СИЗО?

— Почему же в СИЗО, его вернули, только он разрядился, наверное, за это время. Мы с матерью, если честно, меньше всего думали о твоем мобильном. Хотя теперь, когда ты спросила, я понял, что зря. Тебе уже лучше, можно быть на связи. Если, конечно, доктор разрешит.