Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И не собираюсь привыкать! — отрезалаЛола. —Кроме того, мне очень дороги мои волосы! Если ваша Маруся снимет сменя скальп, я этого просто не переживу!
Обезьяна неохотно убрала руку, но не сводила с Лолыугрожающего взгляда.
— Умница! — умилился Анатолий. — Ну, вы,кажется, нашли общий язык! Я пока поставлю чайник, а вы тут поболтайте…
— Нет! — крикнула Лола в спину хозяина. — Ненадо чая! Я заберу свою сережку и пойду! Не оставляйте меня с этим кошмарным,кровожадным созданием! Я боюсь!
— Она совершенно безобидна! — отмахнулсяАнатолий. — Я очень быстро вернусь!
Лола повернулась к Марусе. Обезьяна широко разинула зубастуюпасть и заухала.
Должно быть, так она смеялась.
— Постой! — быстро проговорила Лола. — Тольконе делай никаких необдуманных движений! Не делай ничего, о чем тебе потомпридется пожалеть!
Маруся придвинулась поближе и положила огромную лапу наЛолино плечо. У Лолы было такое ощущение, будто ей на плечо положили рельс илимноготонную стальную балку.
— Я поняла, — торопливо заговорила Лола, — тыревнуешь ко мне Анатолия. Но я тебе клянусь, у меня нет на него никаких видов!Честное слово, он меня совершенно не интересует! Он совсем не в моем вкусе!Пойми меня как женщина!
Маруся недоверчиво ухнула, снова сложила коричневые губы втрубочку, однако убрала лапу. Лола облегченно вздохнула и потерла плечо.
— Ну как вы здесь — общаетесь? — проговорилпоявившийся в дверях Анатолий. — Вам удалось подружиться?
— Более-менее, — протянула Лола.
— Я же говорил, что она умница!
— А где моя сережка? — напомнила Лола о целисвоего визита.
— Маруся, ты не видела сережку? — Анатолийповернулся к своей обезьяне.
Та соскочила на пол, отбежала в сторону, подобрала своюплюшевую копию и принялась ее укачивать.
— Маруся! — строго повторил хозяин. — Я знаю,ты куда-то ее спрятала! Брать чужое нехорошо! Отдай сейчас же сережку!
Маруся сделала вид, что ничего не слышит, и даже повернуласьк хозяину спиной, продолжая торопливо укачивать свою игрушку.
— Маруся, как ты себя ведешь! — укоризненнопроизнес Анатолий. — Наша гостья может о тебе плохо подумать!
— Секундочку, — сказала Лола, — сейчас мы сней поговорим, как женщина с женщиной!
Она опасливо приблизилась к Марусе, склонилась к коричневомуволосатому уху и зашептала:
— Подруга, понимаешь, эта сережка дорога мне как память…если ты мне ее отдашь, я тут же уйду, и Анатолий останется в твоем полномраспоряжении!
Честное слово!
Обезьяна недоверчиво покосилась на нее, почесала пятерней взатылке, вытянула губы трубочкой, подпрыгнула, перекувырнулась и, внезапноприняв решение, проковыляла к батарее. Засунув огромную лапу за радиатор, онанедолго повозилась там и вытащила что-то маленькое. Горестно вздохнув,проковыляла обратно через комнату, остановилась перед Лолой и протянула к нейлапу.
На огромной коричневой ладони лежала Долина сережка —золотой полураспустившийся бутончик, в глубине которого покоился крошечныйбриллиант.
Маруся снова печально вздохнула, сжала ладонь — видимо, ейочень не хотелось расставаться с сережкой! — но потом приняла окончательноерешение и отдала украшение хозяйке.
— Спасибо, подруга! — с чувством проговорилаЛола. — Не беспокойся, все будет, как мы договорились!
— Вот видите, какая она умница? — с гордостьюпроизнес Анатолий. — А у меня уже чай готов…
— Спасибо, но я очень спешу, — заторопилась Лола.
— Ну всего несколько минут!
— Нет-нет… — и она закончила загадочной фразой, —я дала Марусе слово…
Директора фирмы «Реконструкция — А» с утра не было нарабочем месте. Он проводил совещание, но не по вопросу промышленногостроительства, а по другому, более важному делу.
Валентин Пономарев сидел на диване в квартире своейлюбовницы, помощницы и вдохновительницы. Не той пухленькой недалекой блондинки,что проживала вместе с матерью на улице Павлика Морозова, та была нужнаПономареву, чтобы отвести глаза бывшей жене. Этой же он в свое время увлекся.Она была похожа на Аллу, ему всегда нравились высокие стройные женщины с белойкожей, даже имена были у них похожи — Алла и Алина. Только Алла была от природырыжеволосой с удивительными зелеными глазами — этакая ундина. А та, другая —темноглазая брюнетка. Это она, прочитав письмо, навела его на мысль, каксделать так, чтобы всем стало хорошо. Всем, кроме бывшей жены Аллы. Но о нейПономарев старался не думать. В конце концов кто-то должен платить по счетам!Так пускай это будет не он. То есть он-то должен заплатить, он задолжал большиеденьги. Но для чего рискует Алина? Она говорит, что хочет ему помочь, однако,глядя в ее черные непроницаемые глаза, Валентин очень в этом сомневался. Вот исейчас, наблюдая за ней исподтишка, он видел жесткое выражение лица и поймалсебя на мысли, что боится Алины.
Однако бояться ему сейчас следует не ее, а головорезов ВасиЧерного, тот дал три дня сроку. Конечно, за три дня кардинально ничего неизменится, но если будут в их деле какие-то подвижки, можно уговорить подождатьс деньгами.
— Давайте подведем итоги! — нарушила молчаниеАлина. — Господин доктор, чем вы нас порадуете?
Третьим в комнате был жгучий брюнет с горящими глазами.Брюнет был очень маленького роста, почти карлик и отзывался на фамилиюРяпушкин.
Доктор, если можно его так называть, встрепенулся изаговорил, сильно заикаясь:
— Д-думаю, что фр-рустрация достигла максимальногоуровня, еще немного — и наступит кризис. Больная жаловалась мне на потерю сна иаппетита — это хорошие признаки. Надо еще немного усилить давление — и желаемыйрезультат будет достигнут! Думаю, что дней через пять можно…
— Пять дней? — закричал Пономарев. — Вы с умасошли!
— У нас нет времени, — подтвердила Алина. —Доктор, назначаем операцию на сегодня.
В глазах Ряпушкина мелькнуло сильное беспокойство, онвскочил на ноги и забегал по комнате.
— Не забудьте подстраховочные материалы, —насмешливо напомнила Алина, — помните, у вас нет права на ошибку. Вседолжно пройти, как задумано.
— Думаю, что ничего дополнительного не понадобится… —почти прошептал Ряпушкин дрожащими от страха губами, — я провел с больнойнеобходимую работу — гипноз, внушение… симптом страха усилился…
«Ситроен», на котором ехала Алла, остановился наперекрестке, и в эту секунду у нее зазвонил мобильный телефон.
Незнакомый, как будто простуженный женский голос выпалил: