Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обрадовало царицу сообщение сына, что он будет дожидаться прибытия иноземных кораблей и поэтому не знает, когда вернется. Пришлось ей испытать и новое беспокойство. Выпрашивая у матери позволения съездить в Архангельск, Петр обещал ей в море не ходить. Между тем в Москву 17 августа пришло известие, что царь благополучно возвратился из морского путешествия, пробыв в море 6 дней[239]. «Сотвори, свет мой, надо мною милость, — пишет вновь Наталья Кирилловна сыну, — приезжай к нам, батюшка мой, не замешкав. Ей-ей, свет мой, велика мне печаль, что тебя, света моего радости, не вижу. Писал ты, радость моя, ко мне, что хочешь всех кораблей дожидаться, и ты, свет мой, видел, которые прежде пришли: чего тебе, радость моя, тех дожидаться? Не презри, батюшка мой свет, сего прошения, о чем просила выше сего. Писал ты, радость моя, ко мне, что был на море — и ты, свет мой, обещался мне, что было не ходить. И я, свет мой, о том благодарю Господа Бога и Пресвятую Владычицу Богородицу, общую нашу надежду, что тебя, света моего, сохранила в добром здравии. Да буди над тобою, светом моим, милость Божия, и вручаю тебя, радость свою, надежде своей, Пресвятой Богородице, и мое грешное благословение». К этому письму царица приложила написанное тем же почерком письмо к Петру от имени трехлетнего сына, царевича Алексея, надеясь затронуть в Петре родительские чувства и этим ускорить его возвращение. «Превеликому государю моему, батюшке, — писал царевич. — Здравствуй, радость мой батюшка, царь Петр Алексеевич, на множество лет! Сынишка твой, Алешка, благословения от тебя, света своего радости, прошу. А я, радость мой государь, при милости государыни своей бабушки царицы Наталии Кирилловны в добром здравии. Пожалуй, радость наша, к нам, государь, не замешкав: ради того, радость мой государь, у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в печали. Не покручинься, радость мой государь, что худо писмишко: еще, государь, не выучился. За сим, государь мой радость батюшка, благословения прошу»[240].
Петр был поставлен в тяжелое положение. С одной стороны, печаль матери и ее призывы скорее вернуться, а с другой — страстное желание видеть приход новых иностранных кораблей. Взяло верх последнее. «Радость моя! — пишет ей царь в ответ. — По писму твоему ей-ей зело опечалился, потому тебе пѣчаль, а мне какая радость. Пожалуй, здѣлай меня беднова без печалия тем: сама не печался, а істина не заживусь. А словесно о нашем пребывани известит Федор Чемаданоф. А у нас по се время все здорова малитвами тваіми»[241]. Печалясь об огорчении матери, Петр все же остается в Архангельске, где он мог и не соскучиться в ожидании голландских кораблей. Здесь было ему что посмотреть и чем заняться. «Единственный в России приморский пункт, — говорит Устрялов, — доступный для западной предприимчивости, искавшей сокровищ в богатой Московии, Архангельск, в летнее время представлял самую одушевленную картину торговой деятельности. К Успенской ярмарке приходило обыкновенно до 100 кораблей голландских, английских, гамбургских, бременских с самыми разнообразными произведениями европейской промышленности, с сукнами, полотнами, шелковыми тканями, кружевами, золотыми и серебряными изделиями, винами, аптекарскими материалами, галантерейными вещами; к тому же времени рекою Двиною приплывали русские барки, нагруженные пенькою, хлебом, поташем, смолою, салом, юфтью, рыбьим клеем, икрою. Иноземные негоцианты, проживавшие в Москве, Ярославле, Вологде и других городах, раннею весною съезжались в Архангельск и оставались там до зимнего пути. 24 дома заняты были иностранными семействами, постоянно жившими в Архангельске, и комиссионерами голландских, английских и гамбургских негоциантов. Для склада товаров, привозимых из-за границы и из внутренних областей России, выстроено было по повелению царя Алексея Михайловича иностранцами Марселисом и Шарфом огромное каменное здание, более версты в окружности, обороняемое со стороны Двины шестью башнями с бойницами, сверх того валом и палисадом (окончено в 1684 г.) В середине находились кладовые и амбары. По сторонам гостиные дворы: на правой стороне от Двины русский, на левой — немецкий. Беспрерывный в продолжение всего лета приход иностранных судов, разнообразный вид их, богатство привозимых ими изделий западной промышленности, шумная деятельность по Двине и в городе — все это, без сомнения, в высшей степени занимало любознательного царя»[242].
19 августа архангельский воевода А. А. Матвеев давал государю с боярами обед, прощальный, по случаю окончания его воеводства. На его место 22 августа архангельским воеводой был назначен стольник Ф. М. Апраксин, а Матвеев послан в Москву. 25 августа Петр, с большим благоволением относившийся к холмогорскому архиепископу Афанасию, выразил свое расположение к нему подарком: подарил ему свой струг, на котором пришел в Архангельск по Двине из Вологды, «с парусом, с якорем и с заводы и со всею прикрасою и снастью судовою». Передать струг в собственность архиепископа приезжал к преосвященному боярин князь Б. А. Голицын. На струге находилась коллекция разных флагов: «с сим стругом пожалованы были и разные флаги, в том числе и большой штандарт с российским гербом». На другой день, 26 августа, «от государя присылка была к преосвященному архиепископу, приходили с полным столом». 27 августа, в воскресенье, государь «праздновал у себя Адриану и Наталии и у литоргии изволил быть с боляры за Двиною у Илии пророка. Сего ж дне у великого государя во дворце на боляр и на всех своих людей имянинной стол был, и из пушек стрельба была». Архиепископ до этого обеда ездил к государю благодарить за подарок судна и за присланное накануне угощение. 29 августа, в день именин царя Ивана Алексеевича, Петр был у литургии на Кегострове в церкви Ильи Пророка, отслушав накануне всенощную у себя во дворце. 30 августа давал обед новый архангельский воевода Ф. М. Апраксин. «Великий государь, — читаем в Двинской летописи, — хлеба кушал у воеводы Федора Матфеевича. Стрельба была