– Может, книги подарить? – предложила Нора. – Они ведь любят читать, да?

– Наверно. – Карен смотрела прямо перед собой, на задние габаритные огни ехавшего впереди «эксплорера». Для половины восьмого вечера дорожное движение было очень плотным, почти как в час пик; очевидно, все жители разом решили отправиться за покупками. – Им нравится фэнтези, а там все названия одинаковые. На прошлое Рождество купила Джонатану одну трилогию – «Кладбищенские оборотни», как-то так, – и оказалось, что эти книги у него уже есть. Стоят на полке. И так со всем, что ни возьми. Мне кажется, мальчишек вообще ничем не удивишь.

– А ты попробуй удиви. Не зацикливайся на том, что они хотят. Подари им что-то новое.

– Например?

– Ну, не знаю. Допустим, доску для серфинга, что-то такое. Подарочные сертификаты на занятия по скалолазанию или подводному плаванию, что-нибудь в этом роде.

– Хммм. – Карен, казалось, была заинтригована. – А что, неплохая мысль.

Нора затруднялась определить, по-настоящему заинтересовалась сестра ее предложением или нет, но это было неважно. До торгового центра полчаса езды, и им нужно было о чем-нибудь говорить. Во всяком случае, для нее самой это была хорошая возможность поупражняться в ведении светской беседы, вспомнить, что значит быть нормальным человеком, легко вступающим в безобидный бессодержательный разговор, в котором не касаются каких-то тревожных тем и проблем. Этот навык общения ей понадобится, если она серьезно намеревается вернуться в социум – пройти собеседование при устройстве на работу или пойти в ресторан с интересным мужчиной.

– Дов… довольно тепло для этого времени года, – отважилась произнести она.

– Не то слово! – с излишней эмоциональностью отозвалась Карен, словно целый день ждала, когда же представится шанс обсудить погоду. – Вчера вон вообще в одном свитере выходила.

– Ну ты даешь! В декабре! С ума сошла.

– Долго теплая погода не продержится.

– Нет?

– Надвигается холодный фронт, завтра похолодает. По радио передавали.

– Жаль.

– А что поделаешь? – Веселое настроение вернулось к Карен так же быстро, как и исчезло. – Радоваться надо, если снег на Рождество выпадет. Снежного Рождества у нас уже сто лет не было.

Ну и вот, ничего страшного, думала Нора. Просто болтаешь и болтаешь, наслаивая одну пустую реплику на другую. Главное – притворяться, чтоб в тоне слышалась заинтересованность, даже если тебе неинтересно. Вот за этим, да, нужно следить.

– Я сегодня с мамой разговаривала, – доложила Карен. – Возможно, она не будет готовить индейку в этом году. Говорит, может, ростбиф или ногу ягненка. Я напомнила ей, что Чак не любит ягненка, но ты же знаешь, какая она. В одно ухо влетает, в другое вылетает.

– Да уж.

– Хотя, должна сказать, насчет индейки я полностью с ней согласна. Мы ведь индейку только-только готовили, на День благодарения, а потом доесть никак не могли. Так что мы сыты индейкой по горло.

Нора кивнула, хотя ей было все равно: она вообще теперь никакое мясо не ела, птицу и рыбу тоже. Не столько из этических соображений, сколько из принципа. У нее в корне поменялось отношение к еде: пищу и животных она перестала воспринимать как взаимосвязанные категории. Тем не менее, она обрадовалась, что рождественский ужин, возможно, обойдется без индейки. Карен приготовила огромную индейку на День благодарения, вся семья собралась вокруг нее и бог знает сколько времени восхваляла ее золотистую зажаристую кожицу и сочное нутро. «Какая прекрасная птица!» – снова и снова повторяли они, что слышать было, по крайней мере, странно – о мертвой-то индейке! А потом ее кузен Джерри заставил всех позировать для группового снимка, с «прекрасной птицей» на почетном месте. С ростбифом, надеялась Нора, ни у кого не возникнет желания фотографироваться.

– Как это здорово! – с жаром произнесла Карен, пока они ждали на светофоре перед въездом на стоянку торгового центра. Она стиснула ногу Норы, чуть выше колена. – Даже не верится, что мы на это решились.

Честно говоря, Нора и сама с трудом в это верила. Она ставила эксперимент над собой, приняв спонтанное решение остаться в этом году на праздники дома, а не сбежать на неделю куда-нибудь во Флориду или в Мексику, где она жарилась бы на солнце, притворяясь, что никакого Рождества нет и в помине. И все равно она удивилась самой себе, когда приняла приглашение Карен съездить в магазин – эпицентр сумасшествия.

А все из-за Кевина Гарви, думала Нора. Месяц прошел с тех пор, как она танцевала с ним на вечеринке, но пока еще не сделала на его счет никаких выводов. Одно она знала: любое занятие – даже поездка в торговый центр с сестрой – это лучше, чем сидеть дома еще один вечер и ждать, как сопливая девчонка, его звонка. Теперь уже было ясно, что он не позвонит, но часть ее мозга отказывалась признать очевидное. Каждые пять минут она проверяла свою электронную почту, всюду носила с собой телефон, – на тот случай, если он решит связаться с ней как раз в тот момент, когда она будет находиться в душе или в прачечной.

Конечно, никто ей не мешает самой снять трубку или послать ему письмо по электронке. В конце концов, он – мэр; она, если б захотела, могла бы просто прийти к нему на прием и, например, пожаловаться на парковочные счетчики или еще на что-то. В молодости, когда она еще не была замужем, у нее не возникало проблем с тем, чтобы взять на себя инициативу, пригласив парня на свидание или хотя бы помочь ему самому сделать первый шаг. Теперь она так не могла. К тому же Кевин сказал, что позвонит ей, а он производил впечатление человека, который держит свое слово. Если он не из таких людей, тогда черт с ним – все равно у них ничего не выйдет.

Она понимала, что в каком-то смысле Кевин пошел танцевать с ней из жалости. Она охотно готова была признать, что начиналось именно так – филантроп и убогая, – но закончилось-то по-другому: ее голова на его плече, он крепко обнимает ее, между ними пробегает искра, и она чувствует себя, как труп, который ударом тока возвращают к жизни. Эту перемену ощутила не она одна. Нора видела выражение его лица, когда включили свет: его глаза светились нежностью и интересом. И он еще долго, после того, как смолкла музыка, не выпускал ее из своих объятий, переминаясь с ноги на ногу.

Поначалу, когда он не звонил, ей было тяжело, очень тяжело, но месяц – большой срок, и она постепенно смирилась с тем, что это была ложная тревога. Пока на прошлой неделе не увидела его, проезжая мимо на велосипеде. И в ней все снова всколыхнулось. Он просто стоял на Мейн-стрит со своей дочерью, похожей на оторву. Норе всего-то нужно было притормозить, плавно подъехав прямо к ним и сказать: «Привет, как дела?». Тогда хотя бы она имела возможность рассмотреть его лицо и получить более четкое представление о том, что происходит. Но она струсила – оцепенела, забыла нажать на тормоз, пронеслась мимо них стрелой, будто торопилась на какую-то встречу, будто ей было куда спешить, кроме собственного дома, где никогда не звонит телефон и никто не приходит в гости.