– Ты разве не видишь буквы? С-Ц-Е-Н-Т-И-Я. Сцентия!

Ну вообще! Только что он не желал видеть надпись, которая отчетливо видна на моей виолончели. А теперь вдруг обнаружил буквы на логарифмической линейке! Я почти надеялась, что Орест пошутил. Но буквы там и вправду были. Крошечные, вырезанные по краям двух линеек, которые Орест передвигал взад и вперед друг относительно друга. И теперь, когда он выставил «четырнадцать разделить на шесть», то есть две целых и одну треть, кусочки, вырезанные на двух линейках, образовали слово «СЦЕНТИЯ».

– Похоже, это что-то значит, – сказал Орест.

Он тут же попробовал применить слово «сцентия» в качестве ключа к последней строке шифра Акселя.

– Тьфу! – пробормотал он через какое-то время.

А я подумала о подсказке Акселя: «В конце песни, у солнца церкви». «В конце песни» – это могло быть слово, написанное на виолончели, ФИДЕС. А «у солнца церкви» – это то, что Орест обнаружил на логарифмической линейке, когда принялся делить между собой числа с потолка церкви: СЦЕНТИЯ.

Поставив слова одно за другим, я попробовала применить их как ключ: ФИДЕССЦЕНТИЯ.

Получилось: «Пересечение линии М и линии Д».

Мы разгадали шифр! Орест и я – мы вместе раскололи этот орешек! К тому же мы мгновенно сообразили, что линия М и линия Д – это, должно быть, линии на старой карте, которую мы обнаружили раньше, вместе с логарифмической линейкой. Линии были начерчены поверх карты и помечены различными буквами. Должно быть, именно там находится следующая подсказка.

Как раз тогда, когда мы вовсю планировали, как доберемся до места, где пересекаются линии М и Д, до нас донесся звук открывшейся входной двери.

– Малин, ты дома? – раздался из прихожей голос папы. – Извини, что я задержался! Пришел домой из леса и решил заехать в магазин купить еды. Но тут машина забарахлила, мне пришлось завернуть в автомастерскую и…

Он продолжал говорить, двигаясь в сторону кухни.

– Но вам тут, похоже, не скучно! – выпалил он, увидев нас с Орестом. – Ужинать будете?

* * *

Папа нажарил котлет, и Орест съел их целую кучу. После ужина мы еще долго сидели, разговаривая обо всём на свете, к примеру, о книгах, которые мы читали, или о том, что лучше – спагетти или феттучини, и Орест ушел домой только после девяти вечера.

После его ухода у меня мелькнула мысль, что теперь, по крайней мере, доказано: моя виолончель раньше принадлежала Сильвии. На любом инструменте может быть царапина в форме буквы S, а вот вырезанная на ракушке надпись ФИДЕС – только на ней! Может быть, именно поэтому кто-то пытался ее украсть? Поежившись, я еще раз убедилась, что входная дверь в прихожей и дверь на веранду закрыты, прежде чем мы с папой отправились спать.

На следующий день, когда нам в школе выдали планшеты, я проверила, что обозначают слова ФИДЕС и СЦЕНТИЯ. Они на латыни.

«Фидес» – это «вера». Поэтому раньше собак часто называли Фидо – «верный», «преданный».

А «сцентия» означает «наука». Так что ключевое слово ФИДЕССЦЕНТИЯ переводится «вера и наука».

– Что ты делаешь? – спросил Анте, пробегавший мимо моей парты как раз в тот момент, когда у меня была открыта картинка с кучей цитат на латыни.

– Да так, ничего, – ответила я, хотя меня так и подмывало рассказать ему.

После школы Орест должен забрать Электру из садика, но потом придет наш час! Едва настанут сумерки, мы пойдем разыскивать следующую подсказку на пересечении линий М и Д на карте Акселя.

Я сидела и делала английский, когда папа взбежал по лестнице. Он бежал! «Бум, бум, бум» – звучали его шаги. Давно не слышала, чтобы папины шаги были такими: «бум, бум, бум». Обычно они звучат как «шарк, шарк…». Поэтому я уставилась на него, когда он открыл дверь в мою комнату.

– Малин, – выпалил он. – Ты видела полицейскую машину? К дому Ореста и Моны подъехала полицейская машина. С ними ведь ничего не случилось?

Полицейская машина? Что могло произойти? Я сидела, уставившись на папу.

– Пойду посмотрю. Может быть, им понадобится помощь.

Он исчез за дверью, и в следующее мгновение я услышала, как он спускается по лестнице.

– Нет! Это неудобно!

Вскочив со своего места за столом, я понеслась следом с такой скоростью, что врезалась ему в спину на нижней ступеньке лестницы. Папа чуть не упал лицом вниз на твердые плитки, которыми выстлан пол в прихожей.

– Что с тобой, Малин? – спросил он.

– Папа, не ходи туда! – выкрикнула я. – Ты наверняка будешь только мешать!

– Глупости, – ответил папа.

Он натянул синий дождевик и засунул ноги в свои самые худшие кроссовки – они настолько разношены, что ему не приходится их завязывать. Я решила пойти с ним и надела ботинки.

На дорожке, ведущей к дому Ореста, стояла пустая полицейская машина. Никто не открыл нам, когда мы постучали в дверь. Я хотела пойти обратно, но папа настаивал на том, что нужно обойти дом с другой стороны. Ясное дело, там все и стояли.

Полицейские беседовали с мамой Ореста, которая как раз демонстрировала им один из своих горшочков с зелеными листиками. Темные мундиры полицейских резко контрастировали с серебристым полупрозрачным платьем Моны. Рядом стоял Орест, державшийся за ручку коляски. В коляске спала Электра – виднелась только шапочка, торчавшая над зеленым комбинезоном.

Орест не поздоровался с нами. Подозреваю, что в этот момент он желал послать нас куда подальше. И я его прекрасно понимала. Приезд полиции – уже само по себе неприятное событие, а когда к тому же приходят соседи, становится еще хуже.

Папа поздоровался со всеми.

– Что тут происходит? – спросил он.

– Ничего особенного, мы просто проверяем, – ответила ему сотрудница полиции с длинным хвостом.

– Проверяете что? – продолжал папа.

– А вы кто такой? – спросил другой полицейский, мужчина с коротко подстриженными волосами. Видимо, он решал, кому тут позволено проявлять любопытство. Папа сказал, что мы соседи и что я учусь с Орестом в одном классе, – уж не знаю, какое это имело отношение к делу.

– Вам мешала деятельность, проводимая здесь? – спросила сотрудница полиции с хвостом, обводя рукой все предметы, расставленные вокруг дома и по всему саду.

– Нет, – ответил папа. – Нам ничего не мешало. Хорошо, что в нашем квартале появляется что-то новое. Нам только приятно.

– Спасибо, мы поняли. Тогда прошу вас вернуться к себе домой, – сказал полицейский, но папа не пошевелился.

Сотрудница полиции пошла к переднему фасаду дома, где стояла их машина, и вернулась с большой овчаркой.

– Бруно, рядом, – сказала она.