пытался меня придушить, а однажды мне пришлось прятаться за сына, потому что я знала, что он и пальцем не посмеет его тронуть. Я позвонила в полицию, и они сделали ему предупреждение, но обычно я держала все свои проблемы при себе. Побои снимать не ходила ни разу.

Неделю или две назад, в субботу, у нас закончились деньги. Он попросил меня стащить ему в магазине выпивку. Я взяла в супермаркете водку и мясо, но меня поймали. Когда меня арестовали, я была в шоковом состоянии и даже не пыталась сопротивляться. К этому времени мы уже больше года не платили по ипотеке. Банк подал на нас в суд, я ходила туда, но разбирательство отложили. Его мать присылала какие-то деньги, но он тратил их на выпивку, даже когда у нас отключили газ. Сейчас я все так же работаю уборщицей. Бобби потерял работу, когда его арестовали за пьяную езду.

В эту субботу в четыре дня он сказал, что пойдет за сигаретами. Вернулся он только в половине одиннадцатого вечера. Когда он пришел, я была в гостиной. Сначала он зашел на кухню, а потом пришел ко мне в гостиную. Я спросила, где он шлялся. Он не ответил. Его шатало. Он положил ключи на каминную полку и сел в кресло в полусонном, полуобморочном состоянии.

Я была уверена, что он притащил выпивку с собой. Он часто прячет ее от меня, и я находила пустые бутылки на шкафах и под кроватью. Я посмотрела на кухне, но ничего не нашла. Помню, как увидела молоток в кухонном шкафу. Помню, как взяла его. Я принимала антибиотики после укуса собаки — наверное, все дело в таблетках, потому что я и мухи не обижу. Мне так грустно, ведь я любила его. Он никогда толком не работал. Но у меня и в мыслях не было его убить.

Я стояла перед ним в гостиной с молотком, орала на него. Не помню, чтобы я много раз его им била. Не помню крови. Кажется, я заснула, а когда проснулась, подумала, что он спит, но, когда потрогала его, поняла, что он мертв. Я не знала, что делать, к кому обратиться. Вокруг было полно крови. Я стала прибирать. Она была и на занавесках, я постирала их и развесила на веревке в саду. Молоток лежал рядом с ним. Я положила его на место в кухонный шкаф, но потом снова взяла, помыла и положила в хозяйственную сумку. Я спрятала ее в сарае в саду. Всю свою одежду я сложила в пластмассовое ведро и выставила его снаружи, рядом с бельевой веревкой. Я подвинула Бобби, чтобы уложить на пол, и мне едва удалось вытолкать его с кресла, такой он тяжеленный.

Я пошла по дороге, но передумала и вернулась, чтобы еще прибрать. Я подумала, что рано или поздно придется объясняться. Но я ничего не сделала. У меня в голове черт-те что творилось.

Наконец я позвонила сестре, и она вызывала полицию, а я с три короба всем наврала. Я сказала, что нашла Бобби у изгороди и что его ограбили.

Дальнейший допрос показал, что в своем рассказе жена упустила одну очень важную деталь — собственное пристрастие к алкоголю.

Друзья и родные, равно как и полиция, описывали ее если и не таким же алкоголиком, как мужа, то как минимум сильно пьющей. В ее же собственных показаниях говорилось: «Я не алкоголик, но чувствовала, что он меня к этому подталкивает. В последнее время я и правда пью больше, чем обычно».

Как показали дальнейшие расспросы, ее ярость на самом деле отчасти объяснялась не тем, что муж где-то все это время пропадал, а тем, что не принес ничего выпить для нее. Если точнее, она полагала, что он специально спрятал на кухне несколько бутылок, когда пришел, чтобы она их не нашла. Она была права. Он и правда спрятал за шкафом бутылку водки, прежде чем отрубиться в кресле. Она тщетно обыскала кухню, и теперь, вдобавок к долгим супружеским страданиям, на нее нахлынуло чувство несправедливости из-за спрятанной выпивки. Это стало последней каплей. Так ничего и не найдя, она схватила молоток.

Любопытно, что она заснула после того, как убила его. Она явно сама пила в течение дня, но в сон теперь, вероятно, погрузилась благодаря испытанному чувству облегчения: она знала, что Бобби мертв и больше не сможет причинить ей боль и страдания. Проснувшись и прибрав, но еще до звонка полиции, она нашла спрятанную бутылку и изрядно к ней приложилась.

Один из прибывших полицейских вспомнил ее по случаю с кражей неделей ранее и обратился по имени. Ответа он не получил. Он сообщил: «Она была пьяной, едва держалась на ногах, глаза были стеклянные. Чтобы арестовать ее, мне пришлось помочь ей перешагнуть через тело. Но ее так сильно шатало, что каблуком правой туфли она задела лоб покойного».

Показания этого полицейского были присланы мне вместе с вопросом: могла ли травма, обнаруженная мной на лице Бобби Каргилла и отличавшаяся от всех остальных, быть получена таким образом?

Я ответил, что, вероятно, могла.

Многие люди смогут понять, хоть и не станут оправдывать, действия миссис Каргилл. Родственники и соседи подтвердили ее слова о насилии со стороны Бобби. Это насилие, усугубленное денежными неурядицами и беспробудным пьянством мужа, стало бы неподъемной ношей даже для образованной женщины, хорошо понимающей, как устроена правовая система. Не стоило даже надеяться, что миссис Каргилл, еле сводящая концы с концами на низкооплачиваемой работе, попыталась бы с помощью полиции и законных способов защитить себя от мужа, которого она, очевидно, была не в силах бросить.

Да и защитил ли бы ее в таком случае закон? Примерно в 40 % убийств, жертвой которых становится женщина, подозрение падает на партнера или бывшего партнера. За убийством зачастую тянется очень долгая история жестокого обращения, домашнего насилия, вмешательства полиции и судебных постановлений. Бывают даже случаи, когда мужья, будучи выпущенными под залог, возвращаются домой и убивают супругу, заявившую в полицию из-за побоев.

Когда мужчина убивает партнера, будь то мужчина или женщина, по моему опыту, чаще всего это становится ответом на угрозу или попытку разрыва.

Никто не обвинял Марка в жестоком обращении до того, как он убил Зоуи, но его настойчивые заверения о том, что им двигала любовь (когда он говорил, что после смерти они смогут быть вместе), типичны для многих случаев домашнего убийства, связанных с попыткой сохранить контроль над партнером, угрожающим