Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отошёл подальше, чтобы ненароком не зацепило, и тоже сел на камушек. Эх, Анубис, дружочек! Выходит, ты всего лишь плод моего воображения? Игра, так сказать, разума. Жаль, очень жаль.
Мёртвая ворона, сидевшая на дереве, поворачивала голову, наблюдая за мной то одним глазом, то другим. Я вытянул руку и кивнул ей:
— Иди сюда.
Она расправила крылья, спрыгнула с ветки и спланировала, приземлившись точно мне на запястье.
— Ну что, птичка, не хочешь развоплощаться?
— Каррр! — Ворона клюнула меня в палец, но не больно, только обозначив неудовольствие.
— Оставлю, если будешь себя хорошо вести. Поняла?
— Каррр!
Переключив зрение, я осмотрел эфирное плетение моего первого поднятого животного. Однако, преинтереснейшее зрелище! Действуя по наитию, я повторил схемы живого существа, добавив сложные узлы, похожие на Печати. Вот только в деланной магии нет таких плетений. Но подобие сразу же бросается в глаза! Интересно, а если я попробую создать такие символы с помощью small wand’а? Останавливала лишь крайняя опасность такого эксперимента. Кто знает, что там вылупится?
— Лети. Позову, когда понадобишься.
Птица сорвалась с руки и полетела к лесу, жалобно каркая и жалуясь на нелёгкую судьбу зомби. Может, и пригодится птичка, если её Мурзилка не поймает.
— Вот что, отрок.
Лукиан наконец очнулся, встал и потянулся, будто дремал всё это время.
— Шанс исправить тебя есть. Хозяйка кое-что подсказала. — Монах посмотрел на меня чуть ли не с ревностью. — Благоволит она к тебе, будто родному. Но придётся хорошенько поработать. Для начала будешь делать одно упражнение, неприятненькое.
Он усмехнулся и начал показывать, жестикулируя руками.
— Вдох, задерживаешь дыхание. Черпаешь Силу, поднимаешь вверх и выдыхаешь её вместе с воздухом. Чтобы аж видно было, как пар зимой изо рта. Понял?
От первой попытки выдохнуть чистый эфир я закашлялся. Горло запершило, будто я вдохнул сухой песок, на глазах выступили слёзы, а в лёгких стало горячо.
— Давай ещё раз, отрок.
— Отравлюсь же эфиром, — я с трудом продышался, стуча себя по грудине.
— Чай, не отравишься, — Лукиан хмыкнул, — ты колдун, а не дитё малое. Смотри, как надо!
Набрав полную грудь воздуха, он выдохнул целый фонтан эфира, практически видимого обычным зрением. Будто дракон выплюнул язык пламени.
— Как научишься так делать дюжину раз подряд, так и начнём тебя править.
— Не понимаю зачем.
— Затем, — Лукиан медленно, будто ребёнку, принялся объяснять, — ты когда Талант обрёл, болел? Вот! Сила в тебя входила и внутри кроила под себя. Только ты взрослый, дело пошло криво, да так и застыло. А сейчас мы тебя размягчать станем, будто сухарь в чае. Понял?
— Угу.
— Колдовать не смей! — строго посмотрел Лукиан. — Начнёшь Силу использовать — тебя в бараний рог согнёт.
— В смысле? А как мне…
— Палкой своей можешь, — издевательски улыбнулся монах, — от неё вреда не будет. А Талант под запретом. Понял? Ослушаешься, и останется от тебя мокрое место.
— Ну, спасибо, отец Лукиан, удружили.
— Ты не спасибкай, и без тебя есть кому сказать. Упражнение лучше делай, пока время есть.
Дюжину подряд, значит? Сейчас посмотрим. Я глубоко вдохнул и зачерпнул Силу…
Сломался я на третьем выдохе. Желудок скрутило узлом, во рту появился горький вкус желчи, а пальцы дрожали, как у пьяницы.
— Хватит, — Лукиан взял меня под локоть и помог встать. — Повторяй два раза в день, утром и вечером. Всё, пойдём обратно, а то темнеет уже.
* * *
Спал я отвратительно. Непрерывно снились кошмары, причём исключительно абстрактные. Вроде жуть, страх и ужас, но непонятно отчего. Да ещё и Анубис, которого как бы и нет на самом деле, постоянно взбрыкивал внутри. Лез наружу, и приходилось его успокаивать. Так что проснулся я уже поздно утром совершенно разбитый.
Домашние, то ли предупреждённые Лукианом, то ли почувствовавшие моё состояние, старались не беспокоить и даже разговаривали чуть тише, чем обычно.
Монаху не пришлось напоминать мне об упражнении. После завтрака я ушёл в парк, нашёл за прудом тихое место за кустами сирени и там устроил себе «медитатошную». Вдох, выдох, выхлоп эфира, похожий на медузу. Снова вдох…
Я выдержал те же три раза, что и вчера. Не скажу, что было проще, но встал я самостоятельно. Мда, с таким прогрессом я буду идти до дюжины целый год. А самое противное — приходится всё время держать себя, чтобы не использовать Анубиса. Будто выгуливаешь в центре Петербурга на цепочке тигра и следишь, чтобы он не сожрал случайного прохожего. Удовольствие, должен вам сказать, ниже среднего.
С упражнением я провозился почти два часа: пока настроился, пока сделал, пока пришёл в себя. Решив, что надо практиковать пораньше и желательно до завтрака, я развеял эфир символом Z и пошёл обратно в особняк. К моему удивлению, едва я вошёл в дом, то услышал незнакомый плачущий голос из гостиной.
— Вот так, Марьюшка! И каждую ночь, каждую ночь! — жалобно вещал старческий женский голос. — Внука приглашала: он сделать ничего не смог, хоть и целый майор. Камыши на берегу пожёг, а толку никакого. Я уже оставаться там боюсь…
— Не плачь, дорогая, — отвечала Марья Алексевна. — Ты обратилась по правильному адресу. Константин Платонович наверняка не откажет тебе в помощи.
— Скажи ему, что за благодарностью дело не станет. Ты меня знаешь, Марьюшка — в обиде не оставлю. Только бы помог! — голос дрогнул, послышались сдавленные рыдания.
Я не стал заходить в гостиную — пусть Марья Алексевна успокоит неожиданную гостью, а там уже разберёмся. Готов поспорить: княгиня придёт ко мне, когда её знакомая будет в нужной кондиции.
* * *
Я не ошибся. Марья Алексевна лично пришла в кабинет.
— Костя, можно тебя побеспокоить?
— Конечно, Марья Алексевна, я всегда рад вас видеть.
— Тут такое дело, Костя: ко мне приехала старинная подруга. У неё случилась небольшая… проблема, скажем так. Не мог бы ты её выслушать? Вдруг тебе не составит труда ей помочь. Мне кажется, это как раз по твоей части.
— Выслушать — выслушаю. Но ничего не обещаю: есть некоторые обстоятельства, из-за которых у меня сейчас сложности с магией.
— Конечно, Костенька, как скажешь, — Марья Алексевна хитро улыбнулась. — Но если получится что-то сделать, благодарность будет весьма существенной. И не только деньгами — Настасья Петровна весьма влиятельная особа. Род Сумкиных дружен с Демидовыми, имеет долю в их заводах и приисках, отчего имеет и капитал, и вес немалый.
— Интересно, — я понимающе кивнул, — пожалуй, надо выслушать вашу гостью со всем вниманием.
Подав княгине руку, я спустился с ней на первый этаж в гостиную. Гостьей оказалась сухонькая низенькая старушка