Ой, спасибочко, мас-Сэмюэль, благослови вас Господь! Душевный вы барин, прям чистый Хрестос соб-сной спросоной!.. Вот честно грю, Хрестос!.. Хрестос...-соб-спросоной... Хрестос... спросоной!..

Стая гусей, выгибаясь в чистейшей голубизне и отсвечивая на солнце, широким клином пролетела на юг; порыв ветра запутался в плаще маса Сэмюэля, куполом раздул его над головой всадника, тот рукой погасил, примял его к себе и говорит:

Сколько тебе сейчас, Нат? Восемнадцать, если не ошибаюсь?

Да, сэр, маса Сэмюэль, мне восемнадцать с первого числа сего месяца.

Мистер Козлик дает о тебе прекрасные отзывы, — продолжил он. — Ты в самом деле здорово продвинулся. — С едва намеченной улыбкой он обернулся взглянуть на меня. — Ты очень выделяешься среди черных, наверное, сам знаешь. Да, сэр, маса Сэмюэль, видимо, так. — Нескромности в своем ответе я не чувствовал: то, что я во многом исключителен и отмечен судьбой, было давно привычной данностью.

Вполне можно сказать, что ты стал, что называется, грамотным человеком, — сказал он. — Я не стремился к этому, да и не в моих это силах, хотя уверен, когда-нибудь для молодых людей твоей расы это станет обычным делом. Стало быть, ты теперь, пожалуй что, готов — полностью во всеоружии первоначального образования. Умеешь читать, писать, да и считать тоже. Обладаешь самым впечатляющим знанием Священного Писания из всех моих знакомых, а среди них есть несколько белых священников! Двигаясь дальше, пока под рукой будут книги, ты, без сомнения, еще много чему научишься. Вдобавок ко всему этому у тебя в руках ремесло, и ты чрезвычайно ловко справляешься со всем, чему тебя учат. Прямо живое доказательство того, в чем я всегда с таким трудом и, надо признаться, без толку пытался убедить белых джентльменов, включая моего покойного брата, — как я любил его! Н-да, так о чем, бишь, я? Ах, вот: пытался убедить, что чернокожие отроки, как ты, например, могут, способны превозмочь природную неполноценность своей расы и усвоить, по меньшей мере, такой объем знаний, который позволил бы им воспринять иные устремления, нежели те, что свойственны тяглой скотине, занятой тупым, грубым трудом. Ты улавливаешь, к чему я клоню, Нат?

Да, сэр, маса Сэмюэль, — отозвался я, — я вас прекрасно понимаю.

Через три года тебе будет двадцать один, ты достигнешь совершеннолетия. До этих пор я хочу видеть тебя на лесопилке в новом статусе. Отныне ты только половину дня будешь работать в мастерской под руководством мистера Козлика. На остальное время ты становишься помощником кучера, будешь работать с Абрагамом, присматривать за всеми работами — как на плантации, так и на лесопилке, но подчиняться будешь лично мне. Попозже осенью я собираюсь прибегнуть к твоей помощи: надо упорядочить мою библиотеку, там все кошмарно перепуталось. От моего представителя в Лондоне с последним судном книг пришло больше ста наименований только по агрономии и садоводству, не говоря о всяких других премудростях, да еще и от отца сколько книг осталось, и все надо как-то организовать. Как думаешь, ты сможешь мне в этом помочь?

Я обязательно постараюсь, маса Сэмюэль, конечно, я приложу все силы.

Некоторые там будут вещи тебе, может, не совсем еще понятные, но ты по ходу дела разберешься, так что, думаю, мы вполне справимся. — Он натянул повод, конь стал, я тоже остановил кобылу; теперь мы стояли рядом на обочине, рукой в перчатке маса Сэмюэль крепко схватился за луку седла, очень серьезно на меня глядя. Дорога была пуста, никто, сколько хватает глаз, не ехал, лишь ветер гонял по безлюдью взвихрения бурых листьев и пыли с песком. Поросшие шиповником пустоши увалами тянулись к горизонту — колючее царство смерти; где-то не так уж близко в лесу беспрепятственно бушевал пожар, и исходивший оттуда сладковатый, вяжущий рот дымок окутывал нас пряным кедровым духом.

Ну, и вот еще что. Я долго сам с собой спорил, и в голове, и в сердце, — медленно продолжил он. — Сообщать ли тебе еще об одном моем решении или не стоит, чтобы не сбить тебя каким-то образом с пути, чтобы ты не забивал себе голову превратными какими-нибудь соображениями, тогда как надо работать и работать.

Я не мог даже предположить, что он собирается открыть мне, однако нечто в его голосе заставило меня насторожиться в предвкушении, и вдруг промелькнула дикая, фантастическая мысль: “Может быть, он хочет сказать, что, если все пойдет путем, он отдаст мне Джуди; Абрагаму-то ведь он только два года назад лошадь подарил...”

Когда я нынче в августе ездил в Ричмонд, я встретился с мистером Бушродом Пембертоном, которого очень заинтересовало то, что я смог сообщить ему в отношении тебя...

Вот тебе и на, кобыла прямо на глазах исчезла, и теперь я недоумевал: “Какое ко мне касательство имеет Ричмонд? Да и мистер Бушрод Пембертон тоже! Кому он нужен-то — что тот, что этот?”

Мистер Пембертон один из богатейших промышленников в Ричмонде. Он архитектор и застройщик, и как раз нуждается в квалифицированных рабочих. Кроме того, будучи джентльменом, человеком культурным и образованным, мистер Пембертон разделяет большинство моих убеждений по проблеме труда и рабочей силы. На его производствах в Ричмонде занято много ремесленников-негров как свободных, так и рабов — плотников, каменщиков, жестянщиков и прочих мастеровых. А на уме у меня, Нат, простая вещь. Если с тобой все пойдет следующие три года хорошо, — а у меня нет оснований предполагать, что это будет не так — ...

“Понятно, — подумал я, — он хочет сдать меня внаем. Он хочет сдать меня внаем этому мистеру Пембертону, вот к чему дело клонится”. Все во мне так и упало: ага, значит, год за годом он учил меня только затем, чтобы можно было отправить в Ричмонд внаем к мистеру Буш-роду Пембертону...

...тогда я отошлю тебя к мистеру Пембертону, и ты у него поработаешь плотником еще четыре года. Мистер Пембертон живет в красивом старом доме у самой церкви святого Иоанна. Я осмотрел строения, где у него живут работники, это в тихом переулке позади дома, и, скажу я тебе, Нат, ни один чернокожий и мечтать не смеет жить в лучших условиях. И еще: мистер Пембертон собирается целый квартал в самом центре города застраивать прекрасными домами в английском стиле, каждый на семью, и, на мой взгляд, тебе такая работа была бы как раз под стать. Мне ты будешь платить половину того, что у него заработаешь, а остальное...

“Значит, вот так вот все просто. Он хочет от меня избавиться. Все только затем, чтобы услать меня с лесопилки Тернера. Так нечестно. Нечестно же так!”

... остальное, то есть вторую половину заработанного, будешь тратить сам и откладывать на будущее. Впоследствии, по получении мною похвальных отзывов от мистера Пембертона о твоей работе, — а я опять-таки не склонен сомневаться, что она будет примерно хороша, — я выправлю бумаги на твое освобождение. Тогда ты к двадцати пяти годам станешь вольным.

Умолкнув, он кулаком в перчатке легонько ткнул меня в плечо, затем добавил:

А условие я выдвигаю единственное: чтоб ты хоть изредка, но все же навещал иногда лесопилку Тернера — с какой-нибудь темнокожей девушкой, которую выберешь в жены!