– Обед? Мы не обедаем. Никогда.

В четыре церемонно подали зеленый чай и цельнозерновые сконы. Мой желудок ожесточенно выступил против подобной пищи. Едва вырвавшись из этого ада, я слопал целый багет.

– Ты был такой забавный, – сказала Мелани, когда все расходились по домам.

Дидье, Эммануэль и Эллен с ней согласились. Я видел, что все они восхищаются мной и… удивляются.

– Я не знала, что в тебе дремлет талант рассказчика!

Когда я засыпал, сжимая в объятиях свою прекрасную Снежную Королеву, я был счастлив. Да, я чувствовал себя счастливым человеком.

Мы с Мелани стоим перед массивным порталом из кованой стали. Это дом, в котором живет наша бабушка. Сегодня утром мы позвонили и уведомили нашего доброго Гаспара о том, что навестим Бланш. В последний раз я был у нее прошлым летом. Мелани набирает код, и мы пересекаем огромный холл, устланный красным ковром. Консьержка смотрит на нас из-за кружевной занавески и кивает, когда наши взгляды встречаются. Ковер выглядит немного потертым для такого роскошного интерьера, зато лифт – стеклянный и на удивление бесшумный – пришел недавно на смену устаревшей модели.

Наши дед с бабкой прожили здесь более семидесяти лет. Со дня своей свадьбы. Наш отец и Соланж родились в этой квартире. В те времена это импозантное здание в османском стиле почти полностью принадлежало Эмилю Фроме, деду Бланш, – богатому владельцу недвижимости, который являлся собственником многочисленных резиденций в Пасси. В детстве нам часто рассказывали об Эмиле. Его портрет возвышался над камином – мужчина с волевым лицом и крупным подбородком, которого Бланш, к счастью, не унаследовала, но передала своей дочери Соланж. С раннего детства мы знали, что союз Бланш и Робера Рея стал громким событием – безупречный союз отпрыска адвокатской династии и наследницы врачей и владельцев недвижимости. И жених, и невеста были людьми уважаемыми, с прекрасной репутацией, влиятельными и богатыми, являлись выходцами из одной социальной среды и имели сходные религиозные воззрения. А вот брак нашего отца с простой деревенской девушкой с юга Франции, должно быть, дал сплетникам возможность всласть почесать языки.

Гаспар открывает входную дверь. На его асимметричном лице написано искреннее удовольствие. Я почему-то все время жалею его. Он всего лет на пять старше меня, но выглядит сверстником моего отца. У него нет ни детей, ни семьи – ничего, кроме жизни в семье Реев. Даже будучи ребенком, он, по-стариковски волоча ноги, передвигался по квартире, то и дело прячась за юбки своей матери. Гаспар с рождения жил в этом доме, в комнатке под крышей, принадлежащей Реям, вместе со своей матерью, Одеттой. Одетта служила деду и бабке до самой смерти. Детьми мы ее боялись: она заставляла нас надевать меховые тапочки, чтобы не испортить натертый воском паркет, и говорить шепотом, потому что мадам отдыхает, а мсье читает «Figaro» в своем кабинете и не хочет, чтобы его беспокоили. Неизвестно, кто был отцом Гаспара. Никто никогда не поднимал этого вопроса. Когда мы с Мелани были детьми, Гаспар делал по дому множество мелкой работы и было не похоже, чтобы он проводил много времени в школе. После смерти матери, десять лет назад, он естественным образом перехватил эстафету. И обрел большую значимость, чем очень гордился.

Мы здороваемся с Гаспаром. Наш приход для него большая радость. Когда мы с Астрид приводили детей проведать прабабушку, в старые добрые времена, когда жили все вместе в Малакоффе, он с ума сходил от счастья.

Как всегда, войдя в квартиру, я поражаюсь темноте, которая в ней царит. Окна выходят на север, и это одна из причин, почему солнечные лучи никогда не заглядывают в эту квартиру площадью сто пятьдесят квадратных метров. Даже в разгар лета здесь стоит могильный сумрак. Появляется Соланж, наша тетя. Мы давно с ней не виделись. Она мимоходом бросает нам вежливое «добрый день», теребит Мелани за щеку. Она не спрашивает, как поживает наш отец. Брат и сестра живут по соседству – он на авеню Клебер, она на улице Буассьер. Живут в пяти минутах ходьбы друг от друга, но никогда не видятся. Они всегда плохо ладили. А теперь поздно что-то менять.

Квартира представляет собой анфиладу просторных комнат с высокими потолками. Большая гостиная (которой никогда не пользуются, потому что она слишком большая и холодная), малая гостиная, столовая, библиотека, кабинет, четыре спальни, две старинные ванные и в глубине квартиры – кухня с давно устаревшими техникой и интерьером. Каждый день Одетта возила столик на колесах, уставленный блюдами, по бесконечно длинному коридору из кухни в столовую. Никогда не забуду скрип колесиков этого столика.

По дороге к бабушке мы с Мелани решали, как правильнее расспросить ее о нашей матери. Не могли же мы прямо спросить у нее: «Вы знали, что ваша невестка спит с женщинами?» Мелани предложила осмотреть квартиру. Хотела ли она порыться в бабушкиных вещах? Да, именно порыться, и когда она вслух сказала это слово, у нее на лице появилось такое забавное выражение, что я улыбнулся. Я чувствовал странное волнение, словно еще немного – и мы впутаемся в какую-то темную историю. Но как быть с Гаспаром, который стережет квартиру, как орлица своего птенца? По мнению Мелани, с Гаспаром не будет проблем. Проблема в другом: как узнать, где искать?

– И знаешь что? – игриво спросила она, когда я парковал машину на авеню Жоржа Манделя.

– Что?

– Я познакомилась с одним парнем.

– Еще один старый безумец?

Мелани подняла глаза к небу.

– Нет, вовсе нет. Он даже чуть моложе меня. Журналист.

– И?

– И всё.

– Ты ничего не хочешь мне о нем рассказать?

– Не сейчас.

К нам выходит дежурная медсестра. Она, похоже, нас знает, потому что приветствует, называя по именам. Она сообщает, что бабушка еще спит и было бы неблагоразумно теперь ее будить, потому что она провела беспокойную ночь. Не могли бы мы подождать час или два? Может быть, выпить где-нибудь кофе или пройтись по магазинам? Говоря это, медсестра широко улыбается.

Мелани оборачивается, ища глазами Гаспара. Он недалеко – дает указания уборщице. Мелани шепотом говорит, обращаясь ко мне:

– Начинаю рыться. Отвлеки его.

Она исчезает. Какое-то время, показавшееся мне вечностью, я слушаю жалобы Гаспара на то, как тяжело найти подходящую прислугу, на дороговизну свежих фруктов, на новых шумных соседей с четвертого этажа. Наконец возвращается Мелани и жестом дает мне понять, что ничего не нашла.

Мы решаем вернуться через час. У двери Гаспар догоняет нас и говорит, что рад будет приготовить нам чай или кофе, которые он подаст в маленькую гостиную. На улице сегодня холодно, и нам лучше остаться в квартире. Невозможно отказать ему в этом удовольствии. И вот мы, сидя в маленькой гостиной, ждем угощения. Уборщица, вытирающая пыль в коридоре, мимоходом здоровается с нами.

Пребывание в этой комнате вызывает множество воспоминаний. Застекленные двери ведут на балкон. Диван и кресла обтянуты бутылочно-зеленым бархатом. Низкий большой стеклянный стол. Серебряный портсигар моего деда. В этой гостиной мои дед и бабка обычно пили кофе и смотрели телевизор. Здесь мы играли в игры, принятые у детей нашего сословия. И, ничего еще не понимая, слушали разговоры взрослых.