В первый миг я так опешила от увиденного, что даже не сразу сообразила, что это злую шутку со мной сыграл побочный эффект невидимости, Око двойного дна, будь оно неладно! Я прищурилась, сосредоточилась и, пусть и с трудом, но узнала под обликом лиса Алексея Михайловича, в филине доктора, а в собаке Оленьку Игнатовскую, мою кузину троюродную, чья матушка в первый же день по приезду рассорилась с тётушкой и убыла обратно к себе в имение, куда-то в Саратовскую область, а Олюшка тут осталась, тётенька её с матерью не отпустила. Тогда дамы так расскандалились, мало в волосы друг другу не вцепились, решая, кто из них менее всего достоин воспитывать юную особу.

Я передёрнула плечиками и сосредоточилась не на делах минувших, а на том, что происходило непосредственно здесь и сейчас. К моему искреннему облегчению, Оленька была жива, хоть и получила серьёзную, со слов доктора, травму.

- Видимо, оступилась в темноте и упала, сильно ударившись головой, - Феликс Францевич озабоченно потёр руки, - нужно отнести её в комнату.

- Угроза для жизни имеется? – господин Корсаров чуть склонил голову к плечу.

Доктор вздохнул, руками развёл:

- Утверждать или опровергать сие излишне опрометчиво, травмы головы таят в себе немало загадок. Был у меня пациент, ему, не в приличном доме будь сказано, в пьяной драке голову кружкой проломили. Так что Вы думаете? Живёхонек, только рубец остался, коий он доверчивым барышням за последствия ранения на дуэли за честь дамы выдаёт. А другой, студент малокровный да тонкокостный, сходя с крыльца упал и о камень головой приложился. И крови-то мало было, а он в неделю сгорел, представляете?

- Кровь вся внутри скопилась, вот студент и умер, - Алексей Михайлович внимательно осмотрел голову Оленьки, вытер руки платком, - но у этой барышни кровопотеря умеренная, внутренних гематом быть не должно.

Ух ты, оказывается, господин Корсаров не только превосходный следователь, но ещё и делами медицинскими увлекается! Я покатала на языке солидные и звучные, словно удары церковного колокола, слова «внутренние гематомы» и в который раз пожалела, что тётушка не отпустила меня в Петербург учиться на курсах. Вот стала бы я сестрой милосердия и смогла бы не только беседу с Алексеем Михайловичем и Феликсом Францевичем поддержать, но ещё и помогать им или, как это благозвучно называется, ассистировать. И они бы совершенно точно прогонять меня не стали, ну, доктор, по крайней мере. Эх, вот ведь, право слово, досада, может, попытаться ещё раз тётушку убедить? В Петербург меня и господин Корсаров сопроводить сможет, точнее, Петенька, он ведь мой жених.

Думать о женихе мне почему-то не хотелось, хотя, как гласят книги, романтическим влюблённым барышням следует грезить о предмете своих нежных чувств дни и ночи напролёт, отвлекаясь лишь на то, чтобы всплакнуть в часы разлуки и написать послание, полное пылких признаний и сладкого томления. Видимо, я недостаточно романтическая… Интересно, а Алексею Михайловичу какие барышни нравятся? От столь крамольного, выскочившего на меня, словно тать из леса, вопроса я даже опешила и приглушённо охнула, тут же поспешно зажав себе ладонью рот. Феликс Францевич, занятый накладыванием повязки на лоб Олюшки, ничего не заметил, а вот господин Корсаров резко обернулся, причём как-то чудно, всем корпусом, начиная с плеч, и пристально посмотрел прямо на меня. Я с трудом сглотнула, замерев и глядя на господина следователя испуганными, широко распахнутыми глазами, словно кролик на удава, не в силах даже вздохнуть глубоко. Матерь божья, он же не может меня видеть, мой артефакт совершенно точно не даёт сбоев, я его даже на тётушке с Петенькой испытывала! И если Петя не очень внимателен и порой даже без всяких ухищрений магических меня не замечает, то у тётушки-то зоркость орлиная, она и в землю-то на три аршина вглубь видит, а людей и подавно насквозь просвечивает. Так что, волнуюсь я совершенно напрасно, Алексей Михайлович меня не видит, просто услышал шум и пытается понять, откуда он исходит. Скоро он убедится, что ничего, а самое главное, никого в коридоре нет, успокоится и отвернётся, потому что если он продолжит буравить меня тяжёлым пристальным взглядом, я в обморок упаду от удушья и волнения. К счастью, то ли господину следователю надоело напряжённо всматриваться в пустоту, то ли небеса вняли моим молитвам, но господин Корсаров хрипло вздохнул, потёр чуть подрагивающей ладонью лицо и отвернулся.

- Что с Вами, Алексей Михайлович? – доктор обеспокоенно посмотрел на следователя. – Голова болит?

Господин следователь качнул головой, ответил хрипловато, отчего у меня внутри словно горячая опаляющая волна прокатилась:

- Нет, устал просто.

- Тогда немедленно, слышите меня? Немедленно возвращайтесь к себе и ложитесь спать, это я Вам как доктор даже не советую, а приказываю.

- Непременно, - Алексей Михайлович усмехнулся, заставив моё сердце совершить кульбит, коий гораздо более подошёл бы влюблённой барышне при виде объекта воздыхания, а не сторонней наблюдательнице, - но сначала мне нужно ещё раз всё здесь внимательно осмотреть.

Феликс Францевич губы недовольно поджал, Олюшку на руки бережно подхватывая:

- Это как Вам угодно будет, сударь, мои предписания я озвучил. Сейчас отнесу Ольгу Георгиевну в её комнату, приставлю к ней горничную и отправлюсь отдыхать. В мои годы, знаете ли, ночные бдения здоровья не добавляют. Всего Вам наилучшего.

- Честь имею, - откликнулся Алексей Михайлович, подождал, пока доктор с его бесценной ношей удалится достаточно далеко, чтобы не услышать речей, для него не предназначенных (а потому особенно хорошо слышимых сторонними и случайными наблюдателями), и опять повернулся ко мне. Помолчал, что-то обдумывая, и негромко, устало произнёс, словно смиряясь с неизбежным:

- Полагаю, сударыня, в этом мире нет силы, способной удержать Вас вдали от расследуемого преступления. Что ж, в таком случае я готов признать Вас своей компаньонкой. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

От изумления я чуть с размаху на пол не опустилась. Мой артефакт не даёт сбоя, я это точно знаю, так как же, во имя всех святых, господин следователь смог меня увидеть?!

- Вы меня видите?

Знаю, вопрос глупый, даже нелепый после сказанного господином следователем, но я была слишком сильно удивлена, чтобы спрашивать что-то более содержательное. И вообще, молоденьким и привлекательным барышням мужчины гораздо охотнее прощают глупость, чем наличие разума, так что ничего предосудительного я не совершила.

Господин Корсаров чуть приметно усмехнулся, насмешливо приподнял бровь:

- Насколько я помню, сударыня, за время нашего знакомства я ни словом, ни делом не