Это бремя лежало на нас всех. Каждая попала под влияние руководства клиники. Каждая выполняла приказы.

– Я тоже как-то с ней ездила, – сказала Лиз. – К шестнадцатилетней девочке, матери четырех детей. Думала, для нее так будет лучше.

– А я ее сопровождала к пяти таким пациенткам, – сказала Джина.

К пяти? Нужно прервать поток признаний, иначе мы сойдем с ума. Иначе я сойду с ума.

– Лу хочет доказать, что на малоимущих женщин давили, что они не могут принимать осознанные решения, когда за их жизнью постоянно следит государство. На нас с вами тоже оказывали давление. Вышестоящий человек, за чьей спиной – правительство США. Так что давайте перестанем себя казнить и займемся чем-то полезным.

– С тобой другая история, Сивил, – возразила Маргарет, которая одновременно щелкала жвачкой и пила чай. – Ты пыталась помочь этой семье. Даже нашла им квартиру.

– Нет, Маргарет. Проблема и во мне тоже. Это я вторглась в жизнь Уильямсов и вмешивалась в их дела, не имея на это права. Да, я хотела как лучше, но ведь и миссис Сигер тоже. И все мы. – Эту часть я не успела обдумать как следует. Слова сами слетали с языка.

– Миссис Сигер – сущее чудовище, – сказала Джина.

– Не то слово, – поддакнула Маргарет.

– Эй. – Я ненароком задела стол, чашки задребезжали. Все уставились на меня. – Хотите что-то сделать для девочек? Тогда давайте вместе поможем Лу.

Вэл на мгновение напряглась, но быстро взяла себя в руки.

– Чем? – спросила она.

– Нужно собрать доказательства, что в Алабаме стерилизуют несовершеннолетних. В штате, помимо нашей, есть еще несколько клиник, финансируемых правительством.

– В штате? – нахмурилась Лори. – И как нам узнать, что происходит в других городах?

– У меня трое детей и муж, который пашет на двух работах, – сказала Лиз. – Сегодня, пока я здесь, с детьми сидит моя мама.

– А я даже не вожу машину, – напомнила Лори.

– Нас восемь, – прервала я поток возражений. – У всех есть телефоны, все мы умеем писать. У многих родня в других городах штата, от Хантсвилла до Мобила. Звоните кузенам, дядям и тетям. Ищите белых, которые, как вам кажется, будут слушать. Задавайте вопросы знакомым. Можно попробовать привлечь церковь. Историю обсуждают по всей стране, и нет смысла скрывать, что вы работаете в той самой клинике.

– Почему это не может сделать твой белый юрист? – спросила Джина. – Почему должны мы?

– Он тоже над этим работает. Мы, конечно, можем остаться в стороне, но неужели вам не хочется успокоить душу? Помочь восстановить справедливость?

Я замолчала, надеясь, что они не спросят, как относится к этому плану Лу, потому что тот ничего о нем не знал. Медсестры принялись за уже остывший чай. Подняв чашку, я поняла, что у меня дрожат руки. Тай за все время не проронил ни слова – мы заранее договорились, что разговор я возьму на себя.

– Как будем действовать, Сивил? С чего начнем? – Алиша обращалась ко мне, но пристально смотрела на Вэл.

Тай протянул мне картонную папку. Я передала по кругу ксерокопии.

– Я подготовила список всех учреждений в штате, которые получают финансирование от правительства США и имеют право стерилизовать пациенток. Еще здесь перечислены все больницы, где могли проходить операции, – телефоны, адреса, даже имена главврачей.

– Где ты все это достала? – спросила Вэл, скользя пальцем по списку.

– В телефонной книге. В библиотеке.

– Когда мы будем звонить, что говорить?

Вэл произнесла это. Громко и ясно. Когда.

– Говорите правду: кто вы, как вас зовут, как вы связаны с клиникой. Скажите, что собираете информацию, не вдавайтесь в детали. Важно найти сторонников – медиков, которые слышали об этом деле и готовы помочь.

Лиз попросила ручку, и Тай катнул по столу пару синих «биков». Взяв одну из ручек, Лиз сказала:

– Мой бывший парень работает в регистратуре Регионального медцентра в Аннистоне. Он изменил мне, так что за ним должок. Эту строчку можно вычеркивать, я все выясню.

– Мой прошлый босс – врач в главной больнице Бирмингема. Руководит отделением. Он поможет.

– А мой кузен – уборщик в больнице Провидения в Мобиле. Тот еще болтун, знает всех и вся. Этот пункт беру на себя.

Медсестры вспоминали больше и больше знакомых.

– Учтите, не нужно делать ничего незаконного, – сказала я. – Мы медсестры, а не мошенницы. Зло не искупить дурными поступками. Можем обойтись без имен, достаточно выяснить количество подтвержденных случаев.

Я вспомнила, как папа рассказывал мне о тяготах работы семейным врачом: тайны, которые он хранил, диагнозы, которые скрывал от семей пациентов по их просьбам, – рак, диабет, гипертония. В общинах вроде нашей семейный врач мог знать очень многое.

– Сивил, – подала голос Вэл.

– М-м?

– Если ты не против, я хочу прочитать молитву.

– Хорошо.

Когда мы только начали этот путь, я прониклась искренним уважением к Вэл. Потом мое отношение изменилось, но сейчас, стоило нам всем взяться за руки и закрыть глаза, меня поразила та сила, та твердость веры, которая ощущалась в ее молитве. Если бы в тот вечер кто-нибудь смог разглядеть нас сквозь жалюзи, он увидел бы восемь мрачных медсестер, готовых вместе бороться за то, что считают справедливым.

34

Суд еще не начался, но уже толпами прибывали журналисты. Папа заметил, что город не видел такого скопления репортеров последние восемь лет, с самого марша из Сельмы в Монтгомери. На улице, проходившей через Дикси-корт, стояло два телевизионных фургона. Нам повезло, что у Уильямсов не было телефона, – журналисты, похоже, знали номер каждого жителя. Провод нашего телефона папа выдернул вчера вечером, вернувшись с работы. Попросил всех, если понадобится, звонить его помощнице Гленде. На днях, когда я выходила из салона красоты, меня буквально ослепили вспышкой.

В церкви пастор читал проповедь о мирской суете. Может, мне показалось, но я готова была поклясться, что он не отрываясь смотрел на меня. Пастор говорил, что нужно позволять Господу разрешать наши трудности, полагаться на помощь свыше. После службы кто-то из прихожан спросил маму, получу ли я деньги в суде. Прежде чем она успела ответить, проходившая мимо женщина, с ног до головы одетая в красное, бросила: «Да белый адвокат все заграбастает». Маму разговор удручил, и по дороге домой она спросила меня, действительно ли это так.

– Лу пытается изменить законодательство, мам. Потом девочки смогут отсудить компенсацию.

– Зачем ему все это? – Она стянула белую кружевную перчатку.

– По-моему, он просто защищает то, во что верит.

Ее голос смягчился.

– Да, пожалуй, случается и такое.

– Странно, что ты повелась на сплетни, мам.

– Я просто спросила. Не надо сразу ощетиниваться. Кстати, пора бы тебе подыскать работу. Или согласиться пойти